Муляка. Две повести. Дарья Верясова

с нами отправился то ли пришибленный, то ли укуренный чудак Кирюха. В Крымск он приехал автостопом.

      – Я сначала хотел на велике, – сказал он заторможенной дикцией. – Купил в Москве за девять тысяч. За четыре дня доехал почти до Саратова. Плюнул, бросил на трассе. Дальше на попутках поехал. Лучше бы не покупал велик.

      – Подфартило кому-то, – заржали мы.

      – А потом меня друзья накормили конопляной кашей. Я прихожу, смотрю: каша. Зелёная какая-то. Я с голодухи двадцать ложек съел. И надо мной все ржали. Это в Джубге было.

      На нужный адрес – Авиационная, 10 – мы ехали сначала через пустырь, где затевалось строительство высотных домов для потопленцев, а затем через одну из самых пострадавших улиц. Каждый третий дом был уже снесен, но ещё многие лежали на земле, подогнув проломленные стены и прихлопнутые сверху крышей. Почти на каждом заборе висели листки с надписью «Под снос».

      – Дома старые, из саманного кирпича строились, – пояснил Серёга. – А это ж песок. Вот волна подошла, их и размыло почти мгновенно.

      Серёга работал в Крымске чуть ли не с первого дня. Разбирал завалы, в одном из которых поймал педофила на месте преступления, таскал трупы, чистил муляку.

      – А что у вас с носом? – спрашиваю я про лейкопластырь.

      – У нас в лагере все на «ты», – отрезает Серёга. – А нос я от пота рукавом вытер. Ну, рукав в муляке, а там же трупный яд – заражение пошло, вот и разбарабанило.

      В Крымске не работают ни карта, ни логика. Авиационная улица обрывалась на пятом доме и продолжалась совершенно в другом месте. Дом №10 стоял и вовсе на соседней улице и представлял собой высокий кирпичный особняк. Это вызвало беспокойство: мы были наслышаны о том, как иногда местные жители воспринимают волонтёров – как бесплатную рабочую силу для стрижки газонов и т. д. Серёга пошёл выяснять обстановку. Оказалось, в доме живут 16-летний Матвей, его 10-летний брат, их бабушка и дядя Коля с раздробленной правой рукой. Про родителей Матвея я так ничего и не узнала. Про них не было сказано ни слова.

      Я спросила:

      – Сильно вас залило?

      Дядя Коля ответил:

      – А вон видишь отметину на стене? Метр восемьдесят. Первый этаж затопило. Холодильник по двору плавал.

      На стенах дома и прилегающих построек видна грязная полоса выше моего роста. Вода уходила, и следом, пачкая стену, медленно опускался толстый слой ила – муляки. Я пытаюсь представить плавающий в ней холодильник – и не могу.

      К нашему приезду гараж и летнюю кухню кое-как почистили, а подвал – просторный, удобный – всё ещё являл собой руины «Титаника».

      – В этой комнате у нас была морская каюта, – сказал Матвей. – Тут висели канаты, стояли вина и книги. Даже телефон протянули, чтоб наверх не бегать, если кто позвонит. Очень уютно было.

      В слабом освещении подвального окошка из-под слоя зеленовато-глянцевого ила пробиваются очертания вещей – бутылок, банок, досок, железяк. Кое-где муляка легла трёхсантиметровым