Садовые чары. Сара Эдисон Аллен

она такая дерганая? Эта женщина помогла Сидни купить за триста долларов подержанный «субару», неплохую машинку для тех денег, которые Сидни удалось скопить за последние два года, подбирая завалившуюся между подушками дивана мелочь и втихомолку возвращая в магазины за наличные вещи, за которые расплачивалась чеками. Расходы ее Дэвид строго контролировал. Еду и одежду она передавала той женщине из парка, а та относила их в машину. Сидни очень надеялась, что Грета – так звали женщину – не забыла оставить «субару» в условленном месте. В последний раз они разговаривали в четверг, а сегодня было воскресенье. Вечером должен был вернуться Дэвид.

      Раз в два-три месяца он летал в Лос-Анджелес, чтобы лично удостовериться, как идут дела в купленных им ресторанах, и каждый раз устраивал попойку со своими компаньонами, однокашниками по университету. Домой он возвращался довольный, все еще немного навеселе, но это продолжалось ровно до тех пор, пока ему не приходила охота заняться сексом и он не принимался сравнивать ее с девицами, с которыми развлекался в Лос-Анджелесе. Когда-то она была точно такой же. И опасные мужчины были ее коньком – и, как она всегда полагала, коньком ее матери. Эта причина была одной из множества тех, что побудили ее уехать из Бэскома с рюкзаком за плечами и несколькими материнскими фотографиями на память.

      – Я готова, – прошептала Бэй, выходя в коридор, по которому расхаживала Сидни.

      Та присела на корточки и обняла дочь. Девочке исполнилось пять – возраст вполне достаточный, чтобы понимать, что происходит дома. Сидни пыталась оградить ее от влияния Дэвида, и по их молчаливому соглашению он не трогал Бэй, если Сидни делала то, что он требовал. Однако она подавала малышке чудовищный пример. В Бэскоме, при всех его недостатках, было безопасно, и ради того, чтобы Бэй наконец узнала, что такое спокойная жизнь, стоило вернуться в этот ненавистный ей городишко.

      Она поспешно отстранилась, чтобы снова не расплакаться.

      – Идем, солнышко.

      Уходить она умела виртуозно. И проделывала это не раз и не два – до тех пор, пока не встретила Дэвида. Теперь же от страха ей было трудно дышать.

      Тогда, много лет назад, покинув Южную Каролину, Сидни отправилась прямиком в Нью-Йорк, где можно было раствориться среди людей и никто не считал ее странной, где имя Уэверли никому ничего не говорило. Там она сошлась с какими-то актерами, которые с ее помощью отшлифовывали свой южный акцент, в то время как она усердно старалась избавиться от него. Год спустя она перебралась в Чикаго вместе с мужчиной, который зарабатывал себе на жизнь – и весьма неплохо – угоном машин. Когда он попался, она прикарманила его деньги и переехала в Сан-Франциско, где жила на них целый год. Именно тогда она и сменила имя, чтобы он не смог ее отыскать, и стала Синди Уоткинс – так звали одну ее подружку в Нью-Йорке. Когда деньги закончились, она уехала в Вегас и устроилась на работу официанткой. У девушки, вместе с которой она приехала из Вегаса в Сиэтл, был друг, работавший в ресторане «Дэвидс-бэй»; туда он и пристроил их обеих.

      Сидни безумно запала на Дэвида, владельца ресторана. Он не был красавцем, но