Особый отдел. Николай Чадович

какой бы она ни была. Ведь чёрную мессу служили ещё в те времена, когда за это сжигали на кострах. И Лютер пёр на католическую церковь, рискуя головой. Про наших доморощенных инакомыслящих я лучше умолчу. Слишком длинный список получается. От князя Всеслава до графа Толстого. Ни в волчьей стае, ни в коровьем стаде оппозиционеров не бывает. А в человеческом сообществе они не переводятся. Знать, нужны для чего-то.

      – Вместо пугала, – проронил Цимбаларь.

      – Не скажи. Законы мироздания суровы, но целесообразны. Наверное, в том, что все одинаково думают и в одну сторону смотрят, есть какая-то опасность. Такое единомыслие до добра не доведёт, особенно в лихую годину. Вот и заложила природа в человека ген противоречия, дабы всегда в запасе имелись те, кто способен повести филистёров по новому пути. Уверен, что если сейчас восторжествовал бы сатанизм, некоторые маги, магистры и рыцари незамедлительно переметнулись бы в христианство. Так сказать, назло господствующей тенденции.

      – Возможно, ты в чём-то и прав, но сатанизм – это уже крайность. Тут не оппозицией пахнет, а клиникой… Сами своего сатану придумали и сами же ему поклоняются.

      – Разве с богами иначе было?

      – Иначе. Если говорить о Боге-отце, то его придумали для пользы дела. Чтоб дикий народ в рамках держать. Не убей, не укради, не возжелай и так далее! Весьма разумно. Не уцелеет племя, если все подряд начнут убивать, воровать и греховодничать. А сатанисты, наоборот, вопреки здравому смыслу действуют. Проповедуют разврат, ритуальные убийства, кровосмесительство, осквернение святынь. Это уже не дух противоречия, а патология какая-то.

      – Ну не знаю… – похоже, что доводы Кондакова иссякли. – Ты лучше Достоевского почитай. Авось и найдешь для себя ответ.

      – Это вряд ли. При Достоевском жизнь совсем иная была. Тихая, дремотная. Из Москвы в Питер неделю ехали. Ни тебе Чикатило, ни товарища Ежова, ни Басаева.

      – Хватало всякой дряни и в те времена. Только масштабы, может быть, иные были… Вспомни Джека-Потрошителя или Сергея Нечаева, которого тот самый Достоевский в своих «Бесах» изобразил. Но даже такой матёрый пессимист, как Федор Михайлович, искренне полагал, что спустя век, то есть примерно в нашу с тобой эпоху, жизнь будет слаще мёда. Вот и дожили. – Кондаков помахал списком сатанистов.

      – Ладно, – Цимбаларь припечатал ладонью по столу так, что бутылочка клея, как назло не закрытая, опрокинулась прямо на служебные бумаги, – надоела эта пустая болтовня. Христиане, коммунисты, сатанисты… Давай лучше своё собственное общество учредим.

      – Какое? – поинтересовался Кондаков, убирая от края стола все хрупкие и валкие предметы.

      – Общество противников всех обществ. Никаких сборищ, никаких программ, никаких контактов между членами, а главное, никакой деятельности.

      – И как же в такое общество вступать?

      – Исключительно мысленно!

      – Мысленно я уже во многих обществах состою, – с грустью признался