На задворках Великой империи. Том 3. Книга вторая. Белая ворона. Валентин Пикуль

Варенцов-сменщик, – да вот голодать-то не хочется. Ты, што ли, дашь мне? А – семья? А – баба?

      – Осень, – сказал ему Казимир. – Ты же огород свой собрал? Картошка есть, баба варенья наварила – факт! Дровами надо всем, товарищи, запастись, чтобы потом щепки не собирать…

      – Эва, – заговорили разом, – путиловцы-то не выдержали: голод не тетка! Коли бабы воют, так не ахти как бастовать хочется…

      – Тряхнем, – сказал Казимир, – мошной тряхнем!

      – А где она? – выкрикнул Ивасюта. – Покажи мошну свою!

      Казимир подошел к комоду, щелкнул кошельком своей Глаши.

      – Вот она, моя мошна! – раскрыл пустой кошелек. – И не эту мы трясти станем… А обложим налогом Гостиный двор!

      – Думаешь ли? – спросили его.

      – Давно думаю. Всю жизнь нас обжуливали – теперь пускай полной мерой отсыпают. Лавки будем реквизировать в нашу пользу!

      – Так тебе и дали! – засмеялся Ивасюта. – Скорее – удавятся.

      – Подавятся, но дадут. Мы их и спрашивать не будем…

      – А поезда? – спросил табельщик Герцык. – Ни одного?

      Казимир покачался на длинных ногах, глядя в пол:

      – Савва считает, что дорога должна работать лишь в двух случаях: пропускать эшелоны с отпущенными со службы и… хлеб! Чего задумались, товарищи? Мы же в выгодном положении: до нас сам Трепов не доберется! Кругом – степь, пески-зернь, снег выпадет. Мы – на отшибе у империи! Гарнизон вряд ли выступит, а войска… Когда пришлют? Да мы сами не пропустим карательные эшелоны…

      Сообща было решено так: подхватить в самый разгар всеобщую забастовку здесь, в Уренске, стачкой солидарности. Для начала! Чтобы прощупать власть – реакцию. А потом выкидывать лозунги: 1) свобода слова, печати, свобода собраний и союзов; 2) неприкосновенность личности и жилища; 3) амнистия всем, арестованным за политические убеждения, и – последнее: 4) восьмичасовой рабочий день…

      Когда стали расходиться, Казимир сказал:

      – А ты, Ивасюта, повремени… Поговорить надо.

      Ивасюта плюхнулся обратно на стул, крутанул кран самовара:

      – У-у, жидкопляс поехал, а не чай… Ну, чего тебе? – спросил.

      – Расскажи: откуда деньги берешь? На какие шиши гуляешь?

      – Я не гуляю, – шмыгнул Ивасюта носом. – Так, в получку иногда. Грешу! Ну, выпьешь… Ну, граммофон с ребятами послушаешь.

      – Эх, Ивасюта, – сказал Казимир, – врать ведь тоже надо уметь! Думаешь, я не знаю, что тебя с Борькой Потоцким в «Дивертисменте» видели? С чего это редереры пьешь? Ресторан – дело карманное!

      – То Борька, – усмехнулся Ивасюта. – Он затащил, он и платил.

      – Борька? – переспросил Казимир, играя чайной ложечкой. – Ну, ладно, пусть Борька… А ты же всегда интеллигентов не любил! Говорил, что тунеядцы, кровь сосут из рабочего класса… Что же ты, сознательный пролетарий, сейчас не гнушаешься на деньги интеллигента редереры сосать? А?

      – Да так… по случаю это. Своих не было! Ну, угостил…

      Казимир хлопнул Ивасюту по тяжело отвисшему карману.

      – Сдай! –