Три возраста Окини-сан. Том 2. Валентин Пикуль

табаню, в пятку тянусь, да рази ж мне пришло бы такое в голову? Был до флоту приказчиком в магазине, бабам ситцы аршином мерил, а меня, дурака, сюда потянуло, пофорсить захотелось… Вот и влип в самое дерьмо! Ой, беда, беда…

      – Не шуми, – сказал Коломейцев. – Опять три дыма…

      Сначала их было шесть. Теперь остались три. Но два уплыли к северу, нагоняя крейсер «Дмитрий Донской», а один начал сближение с отставшим русским миноносцем. Коломейцев сказал:

      – Кажется, сейчас нас будут разносить в куски…

      Коковцев взором опытного миноносника правильно оценил обстановку, даже забыв о боли, вытянулся, весь в напряжении:

      – Приводи японца на правую раковину, тогда, Коля, можно действовать двумя плутонгами сразу – и с носа, и с кормы.

      – Попробую, – согласился Коломейцев, и струя воды, взбаламученной винтами эсминца, описала по морю широкую дугу разворота: теперь японцы настигали «Буйный» с кормы, но чуть отступив вправо, подставляя свой левый крамбол.

      – Там его и удерживай! – крикнул Коковцев. – Можете ли дать хотя бы сто двадцать несчастных оборотов?

      – Мог… только не здесь, а на Транзундском рейде.

      – У-у, черт побери… – Понимая, что «Буйный» все равно обречен, Владимир Васильевич приник к амбушюру переговорной трубы, командуя: – Прибавьте оборотов… сколько можно!

      – Машины разнесет, – утробно отвечала труба.

      – Плевать! Игра стоит свеч… давай, выжимай узлы!

      Физически он ощутил напряжение эсминца, который задрожал, будто человек в лихорадке. Пушки заговорили разом. Четырехствольные автоматы системы Норденфельда выпускали снаряды с таким противным скрипом, словно где-то во тьме ночного Парголова хулиганы отрывали от забора доски с гвоздями…

      Кондуктор, осунувшись телом, еще стоял у руля:

      – Амба… открасовался! Примите штурвал…

      Ничком он сунулся в кучу сигнальных флагов, быстро их переворошив, будто искал что-то потерянное, и – умер. Так быстро умер, словно ему дали смертельный яд… Эсминец валило в затяжном крене, корпус его сотрясался на залпах плутонгов, кормового и носового. Японский миноносец отвернул в сторону, не выдержав огня. Коломейцев опустил бинокль:

      – Связался черт с младенцем… Санитары, убрать убитого!

      На последних остатках топлива «Буйный» нагнал «Дмитрия Донского», задержав его сигналом: «Просим остановиться». На мостике крейсера реяла рыжая бородища командира – Лебедева.

      – Что еще там стряслось? – зычно вопросил он без рупора.

      – Машины – вдрызг, котлы засолились, угля – на лопате…

      После короткого совещания решили: команду миноносца заберет крейсер, после чего Лебедев указал штурману:

      – Отметьте координаты и время. По «Буйному», господи благослови и прости ты нас, грешных, – огонь!

      Эсминец, вздрагивая от попаданий, никак не желал тонуть от своих же снарядов, его трудная кончина задержала крейсер в семидесяти милях к югу от Дажелета. Затем «Дмитрий