Честь имею. Том 2. Валентин Пикуль

и подковы с шипами на случай гололедицы.

      – Да мы через два дня будем в Берлине, – смеялся министр. – Нынешняя война не Семилетняя, когда наша бедная Лиза не знала, как ей устыдить Фридриха Великого…

      На Исаакиевской площади озверелая толпа «патриотов» уже громила германское посольство – уродливый храм «тевтонского духа», отвечающий призыву кайзера: «Цольре зовет на бой!». С крыши летели на панель бронзовые кони-Буцефалы, вздыбившие копыта над русской столицей. Толпа крушила убранство посольских покоев; рубили в куски старинную мебель, под ломами дюжих дворников с жалобным хрустом погибала драгоценная коллекция антиков графа Пурталеса… Настроение этой дикой толпы лучше всего отобразил Маяковский, еще молодой:

      Морду в кровь разбила кофейня,

      зверьим криком багрима:

      «Отравим кровью игры Рейна!

      Громами ядер на мрамор Рима!»

      Берлин упивался тевтонской мощью, тамошние ораторы утверждали, что «железное исполнение долга – это ценный продукт высокой германской культуры». Немецкие газеты предрекали, что это будет молниеносная война – война «четырех F»:

      Frischer. Frommer. Frulicher. Freier.

      Освежающая. Благочестивая. Веселая. Вольная.

      Кайзер напутствовал гвардию на фронт словами:

      – Еще до осеннего листопада вы все вернетесь домой…

      В русском Генштабе появился полковник Базаров, бывший военный атташе в Берлине, он просил дать ему свои же секретные отчеты с 1911 года. Был удивлен:

      – Я не вижу пометок министра. Читал ли их Сухомлинов?

      – Подшивали аккуратно. Наверное… читали.

      Базаров отшвырнул фолиант своих донесений.

      – Это преступно! – закричал он. – Что мне с того, что его Катерина кипит, как самовар, если я в Берлине напрасно вынюхивал, подкупал и тратил казенные тысячи… Не я ли предупреждал эту Катерину, что военный потенциал немцев превосходит наш и французский, вместе взятые.

      – Вы забыли об Англии, – тихо напомнил Энкель.

      – Да плевать я хотел на вашу Англию! – совсем осатанел Базаров. – Для англичан война – это спорт, а для нас, для россиян, война – это смерть…

      Бравурная музыка лилась в открытые настежь окна. Шла русская гвардия – добры молодцы, кровь с молоком, косая сажень в плечах, – они были воспитаны погибать, но не сдаваться.

      Ах, как звучно громыхали полковые литавры!

      Столичные рифмоплеты поспешно строчили стихи для газет, чтобы завтра же положить в карман лишнюю пятерку:

      И поистине светло и свято

      Дело величавое войны,

      Серафимы, ясны и крылаты,

      За плечами воинов видны…

      Сухомлинов названивал в Генштаб – Янушкевичу:

      – Ради бога, побольше допинга! Катерина кипит… Хочется рыдать от восторга. Я уже отдал приказ, чтобы курорты приготовились для приема раненых. Каждый защитник отечества хоть разок в жизни поживет у нас, словно Ротшильд.

      – Владимир Александрович, – отвечал Янушкевич, – люди по три-четыре