Визит к Минотавру. Георгий Вайнер

меня, замахал руками:

      – Зачем мне это? Конечно, не сумел. Не делал я ничего такого никогда.

      – Так вы же раньше, до работы в такси, были слесарем-лекальщиком? Неужели такой пустяковой работы сделать не смогли бы? Это даже я, наверное, смастерил бы после некоторой тренировки…

      – Вот вы и тренируйтесь! А я не пробовал и не собираюсь! Ни к чему мне это совсем…

      Я достал из кармана ключ от английского замка, обычный никелированный ключ, уже облезший кое-где, и в этих местах проступали рыжие медные пятна, ключ как ключ, на зеленой шелковой тесемочке с растрепавшейся в бахрому нитью на месте завязки в узелок. И показал его Обольникову:

      – Вам этот ключ знаком?

      Он заерзал, задергал носом, и взгляд его пилил ключ, как драчевый напильник.

      – Ключ как ключ, – сказал он, дернув плечом. – Все они одинаковые.

      – Не думаю, – сказал я. – Все ключи разные. Просто разными ключами можно иногда открывать одни и те же замки. Так что, не узнаете ключ?

      – Нет, – мотнул он головой.

      – Да, с памятью у вас совсем неважно. Этот ключ мы изъяли сегодня у вашей дочери – Анны Сергеевны Медведевой. Она пояснила, что это ключ от вашей, Сергей Семенович, квартиры, изготовленный по ее просьбе вами, после того как она вышла замуж и переехала на квартиру своего мужа.

      – А-а-а… М-м-м… – замычал он.

      Я опередил его:

      – И не вздумайте мне рассказывать сказки о том, что вы, как добрый, любящий папа, побежали в мастерскую металлоремонта и заказали ключ. Понятно?

      – Это еще почему? – спросил он затравленно.

      – Потому что на допросе Медведева показала: болванку ключа она купила в палатке на Палашевском рынке, принесла ее домой, и вы, достав инструменты, сделали ключ за десять минут, забрали у дочери 40 копеек и две пустые бутылки, ушли из дому, а вернулись уже сильно пьяным. Итак, можем считать, что вы забыли о своем умении в течение десяти минут сделать дубликат ключа. Сойдемся на этом?

      Обольников молча кивнул.

      – Тогда что же вы мне можете сообщить о ключах от квартиры Полякова?

      – Ничего. Не был я там. Не воровал я ничего.

      – Я тоже думаю, что вы – лично вы – ничего там не воровали.

      – Чего же вы от меня хотите? – в голос завопил он. – Все против меня – жена, змеюка подлая, уголовку на меня наводит, доченька, кровь родимая, пропади она пропадом, вором меня выставляет! Почему не верите? Чего хотите?

      – Чтобы вы рассказали правду. На все мои вопросы вы даете лживые ответы, опровергаете общеизвестные факты – как я вам могу верить?

      – И не скажу ничего – вы, чтобы в тюрьму посадить, доказать еще должны, что я украл. И сажайте – мне что здесь за проволокой, что в лесу на повале!

      – И это врете. Вы хорошо знаете, что в тюрьме усиленного питания и душа Шарко не дадут…

      Тогда он заплакал, всерьез или нарочно – не знаю, но слезы у него были – обычная вода, мутная, бегучая, и капля повисла на длинном, остром, как у севрюги, носу.

      Когда я вошел в кабинет, Лаврова говорила лохматому человеку в телогрейке:

      –