Эрон. Анатолий Королев

и ловилось, что-либо услышать в адской какофонии глушилок было невозможно. Но черт с ними, с происками плюгавого гада, больше всего Надин поразило, что под ее коллективным письмом никто не захотел поставить свои подписи. Все откровенно боялись, что не зачтут годы работы в цехе, нарушат договор, не дадут ни прописки, ни тем более жилплощади в Москве. А письмо ее из редакции переслали обратно в профком! И плюгавый, гадко посмеиваясь, читал его Наде, черкая красным карандашом самые злые места. Навратилова ни-че-го не понимала, оказывается, бесправие женщин-аппретурщиц было кем-то дьявольски учтено. Над ней нависло увольнение.

      Глупо, но точно сказала в сердцах Хахина: «Да разве такое в Советском Союзе возможно?

      2. Нóра

      Наступила жаркая грозовая весна, и одна за другой прокатились над Москвой свежие грозы. Сначала огненно-багровые валы, водовороты лиловых пучин, ливни и шагающая сквозь воду сухая паутина молний, а после – свежая липкая зелень и холодные массы озона повернули Надин к жизни. Почуяв воскресение чувств, она вдруг купила складной дамский велосипед. Ее протест приобрел новую форму. Это было прекрасное легкое сверкающее создание на мягких шинах с уютным пахучим кожаным седлом, с изящным певучим звонком, с жирно-масляной цепью, упругими гуттаперчевыми ручками. На велосипед было больно смотреть, так он сверкал на солнце. И главное, от него веяло свободой. Ранним-ранним утром она успевала до проклятой работы сделать несколько кругов вокруг соседней школы, покружить, выделывая вензеля, вокруг баскетбольных щитов пустой спортплощадки. Вечером сил на велосипед уже не было. А самый кайф выходил в воскресенье, когда можно было гнать по автостраде, чувствуя ветер скорости.

      Роман с велосипедом совпал с тем, что рыжая гадина Мясина подписала Наде заявление на отпуск, несмотря на то, что отпуск Навратиловой был положен только через 11 месяцев после трудоустройства, то есть шестого сентября, а она – бац – отпустила сейчас, в июле. Это был чистый жест самодурки, и только. Сначала Надя хотела поехать домой – соскучилась по матери и Любке, но дом был поставлен на капремонт, мать с сестрой жили в общежитии – эти обстоятельства были свыше ее сил, засобиралась было на юг, но почувствовала, что для такого рывка душевной энергии явно недостаточно. Кроме того, ей не хотелось расставаться с велосипедом, и Надин взяла бросовую путевку в третьеразрядный подмосковный пансионат. Туда можно было прикатить на своих колесах.

      Маленький красный рюкзачок за спиной, там пара бутербродов, бутылка «Пепси-колы», все та же зачитанная книжка Франсуазы Саган. Мыло, паста, зубная щетка, нижнее белье.

      Белые гольфы до колен, шорты, выгоревшая футболка с белой цифрой «6».

      Пансионат размещался в бывшей дворянской усадьбе. Это была богадельня, где Надя разом оказалась самой молодой обитательницей. Быт был так же мерзок, как и в общаге, но она была свободна, а вокруг раскинулись очаровательные окрестности. В пансионате