Шум пройденного (сборник). Михаил Жванецкий

всех зову и угощаю.

      Остальные, как черви, польют территорию потом и слезами.

      Хрена что вы здесь заработаете в помещении.

      Только во дворе вверенного мне предприятия.

      И тебе говорю, Анжела, которой нет.

      По́том умоешься, косметика по ногам потечёт.

      И ты, Галина, мать двоих или не двоих… Не знаю, скольких…

      Поскачешь у меня за граблями.

      И ты, Кожухарь, ты давно висишь на моём терпении.

      Тачка решит твою короткую судьбу.

      Тачку – за рога и один.

      Твоя производительность за компьютером мне известна.

      Берись за тачку, першерон.

      И ты, Ольгунчик, мозгов нет, ноги есть…

      Лопатка – ножки – мусорок.

      От звонка до звонка.

      Звоню я, лично.

      Ольгунчик… Напряги то, что всем так нравится.

      А ты, гений причёсок, Арнольд, – по граблям.

      Олю – в подчинение.

      Посмотрим, что вы там накалапуцаете.

      Обращаюсь к тем, кто не пришёл.

      По периметру будем сажать.

      По центру пропалывать.

      Все сорняки будут удалены.

      Субботник состоится в понедельник.

      С девяти утра при любой погоде под крики увольняемых.

      И в завершение.

      Всем, кто пришёл сегодня.

      Работа закончена.

      Стол в «Му-му» заказан.

      Угощаю я.

      Обращаюсь к тем, кто не пришёл в понедельник.

      Заказан тот же стол в «Му-му».

      За столом та же компания.

      Все сотрудники угощают нас.

      Мы гуляем дважды.

      Лопаты под расписку.

      Илье – валокордин.

      От долгого молчания, как от долгого воздержания, в организме образуются разные болезни.

      Зависть от соперничества отличается злобным бездействием.

      Пессимизм, безнадёжность и безналичность – удел молодых.

      К старости всё это сменяется светлой безысходностью.

      Весёлым розовым концом.

      Приятным старческим безумием.

      Бесконечным желанием любви, счастья, путешествий, страстных ночей, глубоких дневных докладов.

      Это всё происходит в мечтах, более сладких и менее осуществимых, чем раньше.

      Это счастье, о котором уже некому рассказать.

      Какая безнадёжность?

      Концовка жизни вся в надеждах и ожиданиях.

      Встречайте!

      У него их две

      Человек пишущий, чёрт бы его побрал, ведёт две жизни: действительную и воображаемую.

      Обе одинаковые.

      Воображаемая так же травмирует.

      Вызывает те же болезни.

      Причиняет столько же горя.

      В действительной жизни он неопасен.

      В воображаемой ранит себя и всех, кто прикос-нётся.

      Две тяжёлые жизни.

      Где он счастлив?

      С кем он счастлив?

      Как одна жизнь переходит в другую?

      Где она настоящая?

      Где он настоящий?

      Где он счастлив?

      И где он раньше уйдёт?

      А. И. Райкину

      Аркадий Исаакович, это непостижимо: