Пять ложек эликсира (сборник). Аркадий и Борис Стругацкие

яблоко, а Адам, бедняжка, только надкусил.

      Малянов посмотрел на нее критически. Да, она явно кокетничала. Она пыталась ему понравиться, бедняжка. Старалась показаться значительнее и умнее. Но слишком уж она была непривлекательна в дурацком своем наряде и безобразных очках. И косая вдобавок!

      – Эх, мать… – Малянов поднялся и налил еще чаю, себе и ей. – Жаль мне вас. Думать – это, брат, прекрасно! Это единственное, что отличает нас от обезьяны. Иногда меня вдруг осеняет: вот сижу я за столом, такой маленький, такой жалкий, ничтожный, крошка, пылинка, полпылинки… а в мозгу у меня – вспыхивают и гаснут вселенные!.. Когда я осознаю это… Старуха! Это ощущение я не променяю ни на какую женщину!.. Вот дети, это – да! Ребенок – это сгусток будущего. Это, мать, будит воображение… Это, знаешь ли… На самом деле… – Он вдруг оживился. – На самом деле, настоящие идеи, они похожи на детей, честное слово. Они зарождаются под черепушкой, как дети во чреве, и копошатся там, и сладко так толкаются… Ты рожала когда-нибудь, старуха? Нет? Ну, ты тогда не поймешь…

      Все это он говорит без тени юмора. Ему и в голову не приходит, что в его устах это звучит забавно. Аналогия только что пришла ему в голову и страшно его увлекла.

      – …Заметь, они требуют усиленного питания – духовного, конечно, в первую очередь… и всяческого внимания, и бережного отношения, и времени… Упаси бог поторопиться – будет выкидыш!.. А потом происходит таинство… акт появления на свет… роды, если угодно… Бог ты мой, как это на самом деле мучительно! Если бы ты понимала! Роди ее, перенеси на бумагу, дай ей словесную, знаковую плоть… И какая она жалкенькая сразу после рождения – даже самая могучая идея! – какая она беспомощная, сырая, уродливая…

      Тут вдруг Лидочка посмотрела Малянову через плечо и отчаянно взвизгнула. Малянов резко повернулся, повалив табурет. В полусумраке коридорчика страшно светилось изуродованное лицо Снегового.

      Секунду стояла напряженная тишина, а потом Снеговой проговорил хрипло:

      – Извините меня, Дмитрий Алексеевич, но дверь у вас была настежь…

      – Бога ради, бога ради! – зачастил опомнившийся Малянов. – Замок дрянь, не защелкивается… Да вы заходите, Арнольд Палыч, садитесь.

      – Нет-нет! Ни в коем случае, Дмитрий Алексеевич… – Снеговой был вполне корректен и вел себя совсем по-светски, но странно было, что, разговаривая с Маляновым, он почти неотрывно глядел на Лидочку. – Ни в коем случае! Я ведь почему зашел? Книгу! Книгу же я вам обещал и совсем забыл… Вы, может быть, заглянете сейчас ко мне?

      – Какую книгу? – ошеломленно бормотал Малянов. – Что-то я не прип…

      – А то я, знаете ли, завтра убываю, и надолго… – продолжал вещать Снеговой, беря Малянова за рукав халата и увлекая его за собой. – Я забираю его у вас буквально на минутку, – обратился он к Лидочке. – Извините меня. – И снова к Малянову: – Было бы глупо, если бы я забыл. Сам же обещал, даже навязывал, и сам же забыл. Однако же, слава богу, вспомнил в последнюю минуту.

      Продолжая молоть одно и то же, как заведенный, он протащил Малянова через прихожую, а на лестничной площадке, когда Малянову удалось наконец освободить свой