Эрхегорд. Сумеречный город. Евгений Рудашевский

с вывеской «Нагорный плес». За ним, в двух кварталах, вздымалась центральная башня местной ратуши. На ее вершине в каменной сетке полыхал огонь – тот самый, чей отсвет я угадывал еще в тумане.

      Остановившись на подворье и едва прикоснувшись к подушкам на вааличьем пуху, я отправился в ратушу – хотел поскорее избавиться от писем и, по возможности, расспросить кого-то о дальнейшей дороге. На встречу с комендантом Багульдина я и не рассчитывал…

      – Отпусти меня, – промолвила женщина.

      Она теперь стояла в пяти шагах от Зельгарда. Ее волосы неестественно блестели, будто тончайшие золотые нити. В глазах угадывалась необычная жемчужная глубина.

      – Саир, – сбивчиво сказал один из стражников. – Оэдна…

      – Не смей называть ее этим именем, – процедил Зельгард.

      Стражник потупился и еще крепче схватил женщину за ворот, отчего ей пришлось не просто выпрямиться, но даже чуть запрокинуть голову.

      – Отпусти меня, – повторила она. – Ведь я все равно останусь с тобой. Дай мне хоть такую свободу.

      – О свободе может говорить человек. А ты – мерзость. Порождение Хубистана. Ты не человек. И я слишком тебя люблю, чтобы позволить такой мерзости разгуливать по городу и называть себя моей женой.

      Зельгард говорил тяжело, рублено, будто старался каждым словом больнее ударить Оэдну, если только эту женщину действительно так звали.

      – Ты даже тюрьмы недостойна.

      – Ты ведь знаешь, что я буду приходить вновь и вновь. Вновь и вновь… Потому что презираю тебя.

      – Знаю.

      – Так отпусти. И ты больше меня не увидишь. Мы будем счастливы с тобой. Я смирюсь.

      Я затаился за спиной Зельгарда. Силился понять, что здесь происходит. Очередная сцена безумия. Я лишь предположил, что туман, окруживший Багульдин, постепенно сводит с ума его жителей.

      Присмотревшись к Оэдне, заметил, что из ее рта с каждым словом вырывается легкое облачко дыхания, будто она говорила на морозе. В приемном зале было по-летнему тепло, и эту странность я тоже не мог объяснить.

      – Так, значит, ты давно прячешься, – вздохнул Зельгард.

      – Три дня.

      – Ты становишься умнее.

      – Я тоже меняюсь.

      – Тем приятнее будет от тебя избавиться.

      Стражники в дверях стояли так, будто ничего интересного тут не происходило. Более того, казалось, что они заскучали, слушая этот диалог. Вестовой коменданта вовсе занялся письмами из Харгоя, внимательно просматривая надписи на конвертах и при необходимости вскрывая некоторые из них.

      Я осторожно спросил:

      – Быть может, мне уйти?

      Комендант даже не повернулся. Он окончательно забыл обо мне.

      – Ты ведь и сам не отличаешься постоянством, – с жалостью произнесла женщина.

      – Молчи! – крикнул Зельгард.

      Эхо от его крика раскатисто пробежало по углам зала и еще несколько раз повторилось в коридоре.

      – Да, – продолжала Оэдна, – я знаю. Все знают.