Князь Пустоты. Книга первая. Тьма прежних времен. Р. Скотт Бэккер

поет при мысли об этом! Ты себе не представляешь, в какое отчаяние я впал, когда впервые очутился в Сумне! Когда я впервые понял, насколько Тысяча Храмов прогнила и разложилась и что сам шрайя – не более чем один из псов императора. И тут явился Майтанет. Точно буря! Одна из тех долгожданных летних гроз, что очищают землю. Тревожит ли меня то, с какой легкостью он очистил Сумну? Акка, да меня это несказанно радует!

      – А как насчет Священной войны? Она тоже радует твое сердце? Мысль о новой Войне магов?

      Инрау заколебался, словно пораженный тем, как быстро увял его первоначальный порыв.

      – Никто ведь еще не знает, против кого будет эта война, – пробормотал он.

      Инрау, конечно, не любил Завета, но Ахкеймион знал, что мысль о его уничтожении ужасает юношу. «Все-таки часть его души по-прежнему с нами».

      – А если Майтанет объявит войну против школ, что ты скажешь о нем тогда?

      – Не объявит, Акка. В этом я уверен.

      – Но я спрашивал не об этом, не так ли? – Ахкеймион сам внутренне поморщился от своего безжалостного тона. – Если Майтанет все-таки объявит войну школам – что тогда?

      Инрау закрыл лицо руками – Ахкеймион всегда думал, что у него слишком изящные руки для мужчины…

      – Не знаю, Акка. Я тысячу раз задавал себе тот же самый вопрос – и все равно не знаю.

      – Но почему же? Ведь ты теперь шрайский жрец, Инрау, проповедник Бога, явленного Последним Пророком и Бивнем. Разве не требует Бивень, чтобы всех колдунов сожгли на костре?

      – Да, но…

      – Но Завет другой? Он – исключение?

      – Ну да. Завет действительно другой.

      – Почему? Потому что старый дурень, которого ты когда-то любил, – один из них?

      – Говори потише! – прошипел Инрау, опасливо косясь на стол шрайских рыцарей. – Ну ты ведь сам знаешь почему, Акка. Потому что я люблю тебя как отца и как друга, разумеется, но еще и потому, что я… чту миссию Завета.

      – А если Майтанет объявит войну против школ, что же ты будешь делать?

      – Я буду скорбеть.

      – Скорбеть? Не думаю, Инрау. Ты подумаешь, что он ошибся. Как бы мудр и свят ни был Майтанет, ты подумаешь: «Он не видел того, что видел я!»

      Инрау безучастно кивнул.

      – Тысяча Храмов, – продолжал Ахкеймион уже более мягким тоном, – всегда была наиболее могущественной из Великих фракций, но эта сила зачастую была притуплена, если не сломлена, разложением. За много веков Майтанет – первый шрайя, который способен восстановить прежнее величие. И теперь в тайных советах каждой фракции циничные люди спрашивают: «Что станет Майтанет делать с этой мощью? Кого он отправится наставлять своей Священной войной? Фаним и их жрецов кишаурим? Или же он пожелает наставить тех, кто проклят Бивнем, то есть школы?» В Сумне никогда еще не было столько шпионов, как теперь. Они кружат над Священными Пределами, подобно стервятникам в ожидании трупов. Дом Икуреев и Багряные Шпили попытаются найти способ сопрячь намерения Майтанета со своими собственными. Кианцы и кишаурим будут с опаской