Князь Пустоты. Книга первая. Тьма прежних времен. Р. Скотт Бэккер

киранеев, он хранился в Сумне – по крайней мере на это указывали сохранившиеся записи. В результате Сумна и Бивень сделались неразделимы в людских умах; паломничество в Сумну означало паломничество к Бивню, словно город сделался артефактом, а артефакт – городом. Ходить по Сумне означало ходить по писанию.

      Неудивительно, что Ахкеймион чувствовал себя неуместным.

      Он внезапно очутился в давке, вызванной тем, что по улице провели небольшой караван мулов. Спины и плечи, хмурые лица, крики. Движение на тесной улочке застопорилось. Никогда прежде Ахкеймион не видел в этом городе таких умопомрачительных толп. Он обернулся к одному из теснивших его людей – конрийцу, судя по внешности: суровый, плечистый, с окладистой бородой, из воинской касты.

      – Скажи, – спросил Ахкеймион на шейском, – что тут происходит?

      Он был так раздражен, что махнул рукой на джнан: в конце концов, в таком столпотворении не до тонкостей этикета.

      Конриец с любопытством смерил его темными глазами.

      – Ты хочешь сказать, что не знаешь? – спросил он, повысив голос, чтобы перекричать царящий кругом гам.

      – О чем? – переспросил Ахкеймион, чувствуя, как по спине поползла струйка пота.

      – Майтанет призвал в Сумну всех верных, – ответил конриец, исполнившись подозрения к человеку, который не знает общеизвестного. – Он собирается открыть цель Священной войны!

      Ахкеймион был ошеломлен. Он окинул взглядом лица теснившихся вокруг – и только тут заметил, как много среди них людей, привычных к тяготам войны. И почти все открыто носили оружие. Что ж, значит, первая половина поручения – выяснить, против кого будет направлена эта Священная война, – вот-вот исполнится сама собой.

      «Наутцера и остальные наверняка знали об этом! Почему же они мне ничего не сказали?»

      Потому что им было нужно, чтобы он отправился в Сумну. Они знали, что он будет против вербовки Инрау, и устроили все таким образом, чтобы убедить его, что без этого не обойтись. Ложь умолчания – не столь великий грех, зато она заставила его поступить так, как им было надо.

      Манипуляции, всюду манипуляции! Даже Кворум играет в игры со своими собственными пешками. Это была старая обида, но рана ныла по-прежнему.

      А конриец тем временем продолжал, сверкая глазами с неожиданной пылкостью:

      – Молись, друг мой, чтобы мы отправились войной против школ, а не против фаним! Колдовство – язва куда более страшная.

      Ахкеймион готов был согласиться с ним.

      Ахкеймион протянул руку. Он хотел провести пальцем вдоль ложбинки на спине Эсменет, но передумал и вместо этого стиснул в кулаке грязное одеяло. В комнате было темно и душно после их недавнего совокупления. Но даже в темноте были видны объедки и мусор, раскиданные по полу. Единственным источником света служила ослепительно-белая щель в ставнях. На улице стоял такой грохот, что тонкие стены дребезжали.

      – И все? – спросил он и сам удивился тому, как дрогнул