Все истории. Кроме романов. Аше Гарридо

А как дошел до слов «тут их серый волк растерзал и клочки по полю разметал», вздохнул глубоко и горько и покаялся:

      – Говорю же, полнолуние… Вот так-то вот. Ну, тут простился я с Иваном навечно. И то, видеть его не хотелось. До того не хотелось… Одно время думал: нагряну, задавлю, как барана. Но как подумаю, сразу будто крови полна пасть. Братья его перед глазами маячат, как они от меня… один бежал, другой только пятился, глаза полоумные… И решил я: зря, что ли, я Серый Волк, синие леса мимо глаз пропускаю, реки, озера хвостом заметаю, скачу-лечу повыше месяца, пониже частых звездочек. Прыгну, куда глаза глядят, – глядят, да не видят. И будет хорошо: Иван-царевич уже помер, а я ни при чем. Разогнался я, да и прыгнул, только время тоненько взвыло, пожужжало, мимо пронеслось. И вот я здесь. За это и выпьем.

      Утром фавн с не эллинской тоской в заведенных глазах с хрустом поедал квашеную капусту, запивая огуречным рассолом прямо из банки.

      – Ничего-ничего, – утешал Никола. – Это тебе не пьяной горечью Фалерна. Привыкай. У нас без этого никак нельзя. Климат не тот. Зато и простуду поминай как звали. Шутка ли – голышом по снегу бегать? Порфирий ты мой Иванов. Семья Никитиных. Погоди, вот наведаюсь в деревню. Тулуп тебе справим, валенки.

      Жизнь наладилась. Скоро фавн совсем освоился в подземном жилище и лихо кухарничал. Правда, Никола охотился чаще, потому что припасы поделили не поровну и не по справедливости. Иларий оказался вегетерианцем, и чтобы дотянуть до весны, Волку пришлось полностью перейти на скоромное. Волк и не жаловался. С Иларием было весело. Однажды Иларию захотелось рыбки. Стал он Серого подбивать: да где здесь море, да где здесь речка.

      – Ты ж мяса не ешь?

      – Мяса не ем. А рыба, она рыбка такая… – Иларий сглотнул слюну.

      – Большая и маленькая, – с пониманием вставил Никола. – Ловись – ловись. Как же, знаем. Подождешь до весны. У меня к подледному лову наследственная идиосинкразия. Понял?

      Иларий не понял, только вздохнул.

      – Подожду.

      Но едва весна приблизилась, стало ему не до рыбы. Сделался Иларий нервен и неспокоен. Желтое в глазах тлело янтарем, чаще затопотали по полу копытца: «Тум-тум. Тум-тум-тум». Все ему на месте не сиделось, а уходить далеко от Николина логова побаивался. Не забыл еще, как команда Сивого по всем правилам на него охотилась. И, вслушиваясь по ночам в отдаленный вой, теснее жался к мохнатому клубку в полкровати. Немаленьким волком был Никола. И то – поди-ка на себе царевича возить.

      А весна прибывала, и прибывало фавново беспокойство. Как полили дожди, стал он дерганый, крученый весь. То и дело взмекивал скандально, напускался на Николу по сущим пустякам. Придет, бывало, Никола с охоты, в грязи по колено, промокший, падет у очага погреться, шкуру просушить. А фавн тут как тут:

      – Грязи нанес! От тебя псиной пахнет!

      «Чем от тебя пахнет…» – сощурит глаза Серый. – «Не попался ты мне в полнолуние.