Будут неприятности (сборник). Галина Щербакова

считаю.

      НИНЕЛЬ. Зря, папочка.

      ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Вот видишь! А ты еще чего-то боишься. Чего, отец, чего? Ты уже все имеешь! Полный набор неприятностей. В хорошей упаковке!

      ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Зинаида! Перестань! Все еще можно поправить. И как, я уже сказал.

      ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (убежденно, страстно). Что поправить? Что изменить? Ничего нельзя изменить. Разве ты сделаешь так, чтоб Вилька не снимал с себя последние штаны и не отдавал их по первой просьбе? Это же на всю жизнь крест.

      ИВАН ФЕДОРОВИЧ (неуверенно). В конце концов, это благородно…

      ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Голая задница?

      БАБУШКА. Как тебе не стыдно, а потом Наталье за грубость лаешь…

      ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Не затыкайте мне рот. Так ты способен изменить сына? А дочерей? Ты способен что-то объяснить этой учительнице? (Кивает на Нинель.)

      НИНЕЛЬ. Что, мамуля?

      ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Все! Что нельзя спать до полудня, что мужа надо любить, что жить нельзя, если сама себе противна…

      Без стука, без звонка входит Евгений. Голова у него перевязана. Лицо все в пластырях. Видно, что ему не очень по себе и больно, но он держится, будто ничего не произошло.

      ЕВГЕНИЙ. Заседание малого Совнаркома? Вечерние беседы москвичей? Клуб веселых и находчивых? Отвечаю вам с ходу: жить можно всегда.

      ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Женя! Ради Бога. Ты прямо как снег на голову.

      БАБУШКА (крестится). Слава тебе, Господи!

      ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Это хорошо, что уже бодр и на ногах, хорошо… Мы в войну после ранений…

      НИНЕЛЬ (все время очень настороженно смотрит на мужа). Папаш, не кощунствуй! Женя не Мересьев.

      ИВАН ФЕДОРОВИЧ (смущенно). Нет, но он молодцом, молодцом…

      ЕВГЕНИЙ. Милые родственники! Спасибо за внимание. Я, собственно, пришел, чтобы уйти.

      НИНЕЛЬ. То-то я жду, какой фокус ты нам приготовил. Значит, пришел за вещичками? Забавный фарс!

      ЕВГЕНИЙ. Естественно, Нинель Ивановна! Что ж еще? На трагедию мы не тянем. Чувства-с не те-с.

      ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Как же так? Мы же просили тебя, чтоб все по-хорошему. Вилька, конечно, виноват.

      ЕВГЕНИЙ. Зачем же еще поминать благородного Вильку? Он тут ни при чем…

      ИВАН ФЕДОРОВИЧ. При чем, ни при чем… Мы, Женя, все понимаем… Не чурбаны какие. Тебе, понятно, и идти сюда сейчас не хочется. Но это твой дом (запальчиво), не меньше, чем Вильки. Я так понимаю. И он, подлец, виноват… Это я, его отец, тебе говорю…

      ЕВГЕНИЙ (горячо, искренне). Да нет же, родичи, нет! Ну что мы, как в бухгалтерии, стучим костяшками – виноват, не виноват… Я ж вам не про то… Я про другое… Я, темный человек, только сегодня, может быть, понял, что Вилька – не цирк. И не по проволоке он хочет идти, а элементарно своими ногами и по земле…

      НИНЕЛЬ. Афоризмы и максимы…

      ЕВГЕНИЙ. Нет, дорогая, это ценные наблюдения побитой собаки. Все на самом деле так просто. Человек хочет жить по собственным достоинствам. Не ниже. А для этого ему надо как минимум совершать поступки. Иначе как же узнать, что он вообще живет? Вилька бил меня за слова. А ведь я, в конце концов, тоже могу что-то там… Ну,