Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии. Генри Марш

в легкие и вызвать тяжелейшую пневмонию, которая с высокой вероятностью закончится летательным исходом. Ну, хотя бы опухоль выглядела доброкачественной – и то хорошо. Не было похоже, что она приросла к стволу мозга и спинномозговым нервам, так что – по крайней мере теоретически – у меня были все шансы удалить опухоль, не причинив пациенту серьезного вреда. И все же случиться могло что угодно.

      Дело было воскресным вечером, и мы с Сами сидели за компьютером на сестринском посту в мужской части нейрохирургического отделения. Мы оба сожалели о том, что вскоре нашей совместной работе придет конец. Теплые отношения с ординаторами, пожалуй, одна из величайших радостей в жизни старшего хирурга.

      Стояло начало марта, на улице было темно, но ясно; ярко светила полная луна, зависшая невысоко в небе над южной частью Лондона. Я успел отчетливо ощутить запах весны в воздухе, когда ехал в больницу на велосипеде. Дорога пролегала вдоль темных улочек, дома на которых стояли вплотную друг к друг, и луна бодро плыла рядом, перескакивая с одной шиферной крыши на другую.

      – Я еще не виделся с пациентом, – заметил я. – Так что лучше бы нам пойти и поговорить с ним.

      Мы нашли пациента в одной из шестиместной палат; от остального помещения его кровать отделяла задернутая со всех сторон занавеска.

      – Тук-тук, – произнес я, отодвигая занавеску.

      Питер (так звали пациента) сидел в кровати, а рядом на стуле сидела молодая женщина. Я представился.

      – Очень рад наконец-то вас увидеть, – сказал он; должен заметить, он и впрямь выглядел гораздо радостнее, чем большинство пациентов при нашей первой встрече. – Эти головные боли буквально сводят меня с ума.

      – Вы видели свой снимок? – поинтересовался я.

      – Да, доктор Айзек показал мне его. Опухоль на вид огромная.

      – Ну, не такая уж и огромная. Я видел куда больше. Но, конечно, своя собственная опухоль всегда кажется гигантской.

      Сами прикатил из коридора одну из новых мобильных компьютерных станций и разместил ее рядом с кроватью Питера. Пока мы беседовали, он открыл томограмму мозга.

      – Тут шкала в сантиметрах, – объяснил я, указывая на край экрана. – Ваша опухоль достигает четырех сантиметров в диаметре. Она вызывает гидроцефалию – скопление жидкости в мозге. Она, как пробка в бутылке, не дает спинномозговой жидкости покинуть голову через основание черепа, откуда жидкость обычно выводится. Если ничего не предпринять – простите, что говорю такие страшные вещи, – то вы проживете не более нескольких недель.

      – Охотно верю. В последнее время чувствую себя паршиво, хотя стероиды, которые прописал доктор Айзек, немного помогли.

      Мы обсудили связанный с операцией риск: я объяснил, что есть вероятность, пусть и невысокая, смерти или инсульта, а кроме того, могут возникнуть проблемы с глотанием. Он кивнул, припомнив, что за последние недели несколько раз сильно подавился за едой. Мы поговорили о его работе и о детях. Я спросил у жены Питера, что им известно про папину болезнь.

      – Им