Отцовский крест. Острая Лука. 1908–1926. Софья Самуилова

настолько проста, что он чуть не вскрикнул вслух: «ЧТО же это я, славянский язык забыл?» – но сдержался и сказал другое.

      – Как, по-твоему, Петр Иванович, какая разница в словах «повеле» и «повелеша»?

      – Очень просто, ответил Петр Иванович, немного удивленный вопросом, – «повеле» – это когда один, а «повелеша» – много.

      – Ну вот, вот, – подхватил отец Сергий, – так и тут, где ты сказал, говорится про одну, про Церковь, а не про многих. Если бы говорилось про еретиков, то было бы сказано: «ОДОЛЕША». А написано «одоле», значит не еретики одолели Церковь, а она их одолела. Принесли? – обратился он к вошедшим, раскрасневшимся от быстрой ходьбы и тяжелой ноши помощникам.

      Книги были солидных размеров, в толстых деревянных, обтянутых кожей переплетах с медными застежками.

      – Ну и хорошо, еще не раз в них заглянем. А сейчас и без них разобрались. Ведь правильно? – повернулся он к слушателям.

      Правильно, правильно, раздались голоса. Завзятые сторонники Петра Ивановича молчали.

      Глава 5

      «Голуби вы, голуби!»

1910 г.

      Долго же в этот вечер пришлось матушке ожидать мужа! Она покормила и уложила детей, а сама села было шить новую рубашечку Коле, потом отложила ее и взялась за книгу, но ни чтение, ни шитье не ладились. Время от времени она выходила в неосвещенную залу, приподнимала занавеску у окна и напряженно и безрезультатно всматривалась в темноту. Когда наконец послышались знакомые шаги, матушка вышла навстречу недовольная, но отец Сергий, торопливо глотая остывший суп, оживленно рассказывал разные эпизоды беседы, и Евгения Викторовна тоже оживилась и заинтересовалась. Старательно размешивая гречневую кашу, в которой никак не хотело таять масло, она расспрашивала о подробностях, радовалась удачным ответам, волновалась и трепетала, когда отец Сергий рассказывал, как он чуть было не осрамился. Может быть, они одни только не спали в селе в такое позднее время.

      Нет, не только они. Неожиданно на улице против их окон раздалось пение. Своеобразный, тягучий напев духовного стиха, который поют бродячие нищие.

      Голуби вы, голуби,

      Голуби вы сизый!

      А куда вы, голуби, летали?

      А мы летали во Святый Град.

      Певцы пели с чуть заметной гнусавинкой, с легким дребезжанием в голосе, но чувствовалось, что голоса молодые, сильные и что певцы владеют ими гораздо лучше, чем это нужно слепым нищим.

      – Наши! Миша и Филарет!

      Евгения Викторовна вскочила, чтобы бежать отпирать дверь.

      – И еще кто-то с ними, – добавил отец Сергий.

      – Подожди, я через коридор пущу, здесь ближе.

      Через полминуты в коридоре загремел тяжелый засов и раздался веселый голос отца Сергия:

      – Проходите, проходите, по ночам не подаем! Еничка, посмотри, ворвались какие-то хулиганы, и не выгонишь!

      Конечно, это были Филарет и Миша и их товарищ Сашка Архангельский. Но отец Сергий был прав, назвав