Моя первая любовь (сборник). Олег Рой

и так кто-нибудь затопчет… Или собаки раскопают…

      – Собаки для насекомых – как великаны, – говорит с облегчением Никитка. Рад, что драка погасла. – Люди еще великанистее. Перенести бы муравейник отсюда.

      – Куда?..

      Мы молчим, очарованные чудом разумно устроенной жизни. Она – миниатюрный прообраз нашей, такой же беззащитной перед лицом неведомых опасностей. Атомный гриб войны, астероид, вечная зима – мало ли что способно погубить человечество.

      За полосой берега и дорогой отстраненно шумит город. Над трудолюбивой горкой гудит бомбардировщик-шмель. Наше затянувшееся молчание прерывает раскрасневшийся от жары и волнения Боба. Силится донести до нас ускользающую мысль, но непокорные слова не поддаются, путаются и распадаются на отдельные звуки. Мы ждем. В натужном выдохе Боба наконец делится каким-то огромным открытием:

      – Босикомы!

      – Насекомых жалеет, – привычно «переводит» Никитка.

      В следующую минуту четырнадцать рук выгребают песок и мусор из-под бортов лодки, с ее дна, оставляя нетронутым живой участок. Муравьи бестолково мечутся, падают, бегут, ползут в панике поверх черноголовых толп. Совсем как люди.

      …Мы не собираемся крушить ваше жилье – напротив, хотим вас спасти. Вы отправитесь по реке далеко-далеко. Нет, не на этом дырявом корабле, мы подарим вам другой. Он причалит к необитаемому лесному берегу, вы перетащите туда свой дом или построите новый. Вас там никто не обидит…

      Солнце палит как бешеное. Пальцы ранятся о резучие корни тальника, в ногти забились песок и дерн, но мы не жалуемся. Боба сидит поодаль и с изумлением разглядывает муравьиную горку. До сих пор он, похоже, знал только то, что мог увидеть, потрогать, лизнуть, как кислую веточку с дарами «купцов», теперь же постиг нечто невещественное и тем не менее очень важное. Может быть, главное. Названия этому нет и у нас.

      Волосы слиплись, виски заливает пот, но Олег, такой же потный и грязный, заряжает наше существование какой-то светлой силой. Во мне сумбурно смешиваются события жизни и опыт, почерпнутый из прочитанных книг. Руки трудятся, губы улыбаются Олегу. Я хочу, чтобы он всегда жил в нашем городе, хочу тонкую талию, как у муравьев (без брюшка), и лицо красивое, как у мамы.

      Мы освободили лодку. Толкаем в корму осторожно, чтобы не навредить муравьям, Боба впереди тянет цепь. В песке остается глубокая борозда, испещренная рыхлыми полосами и следами босых ног. Таким черепашьим аллюром нам и к ночи не доволочь до места суденышко, казавшееся нетяжелым вначале. Ох, опыт, ты приходишь не из книг!

      Фарид приносит из дому кусок фанеры. Острый край ее взрезает пласт слежавшегося песка под муравейником, и вот невредимый маленький мир стоит на плоском листе.

      Боба размазывает по чумазому лицу слезы и сопли, в руке горсть земли с раздавленными «босикомыми».

      – Убий, убий, – повторяет он плача. Обрезанные выше колен трико потемнели между ног – описался от огорчения.

      – Ты же не нарочно на них наступил, – утешает Никитка. – Они мелкие, а ты вон какой большой, ты их просто не заметил.

      До