Русская смерть (сборник). Станислав Белковский

Ильич. Как только ограниченный контингент прибудет в Кабул – столица этого Афганистана, что ли? Никто их там не разберет!

      – Андрей Сахаров сделает жесткие заявления против советской власти. Прямо порочащие советский строй. Жена Боннэр ему напишет, а он озвучит. Мы его арестуем по 198-й. И снимем с выборов через суд. Вот такой план.

      Леонид Ильич откровенно зевнул.

      – Я, пожалуй, с Любкой, сестрой, посоветуюсь. У нее хорошая чуйка на всякий там ввод войск. Днями решим.

      Нет. Леонид Ильич не хотел идти войной в Афганистан. И сажать Сахарова не хотел, хотя тот и сволочь. Премию мою за подводные цунами скоммуниздил. Одной Чехословакии и так достаточно. А там еще Польша, того гляди, маячит. Премия же мира – она одна на всех. Мы за ценой не постоим.

      Настоящая, Нобелевская, а не какая-то там Международная Ленинская. Этих ленинских я себе сам штук восемь выписать могу, и еще на складе останется.

      Ну что – пошутить над Сусловым или так поедем?

      – Михал Андрейч! А ведь если я пролечу, как фанера над Конотопом, партия же в Верховном Совете все равно большинство получит?

      – Получит, Леонид Ильич.

      И не сказал даже, какое. 70 процентов или 80. Боится. Мол, ты, Ленька, в своем округе избраться даже не можешь, перед каким-то Сахаровым пасуешь, а партия твоя проигрывать совершенно и не собирается. Вот такая у нас партия. На века лепили.

      У Суслова задрожали морщины, как бывало всегда в предвкушении кровавого вопроса.

      – И тогда, как думаешь, кого партия делегирует на председателя президиума?

      Ха-ха. Вот и поймали мы тебя. Что смотришь глазками красными? Сам, небось, хотел бы стать? Признайся, а? Или Андропова поставить, чтобы в преемника уже врастал. А на КГБ – Цвигуна. Ну?

      – Я думаю, Леонид Ильич, никакую кандидатуру, кроме Вашей, партия рассматривать не будет. Вы останетесь Председателем Президиума.

      – Точно?

      – Точно.

      Правильный ответ. Расслабляйся.

      Сегодня вся Москва уже посмотрела эту передачу Познера, и разрыв стал процентов десять, а то и двенадцать. А не восемь и семь. Ну, вот как пить дать. Такой разрыв уже не покроешь.

      Леонид Ильич нажал на кнопку.

      Генерал Рябенко, который прикрепленный, поднял меня с кресла. Раньше-то, во времена виски с Киссинджером, и сам мог подняться. А сейчас ноги вовсе почти не работают. И пятки вечно болят. Ибупрофен даже не помогает.

      – Поедем к Алексей Максимычу. Съездим.

      Рябенко-то хорошо знает, что это, где это – Алексей Максимыч. А Суслов? Интересно, слухи ходят?

      Клиническая смерть

      Клиническая смерть случается не у каждого. Но у меня, у меня-то – как раз была.

      А как происходит клиническая смерть? Сейчас расскажу.

      Это так.

      Заходишь в холщовой рубахе и каких-то штанах войлочных. В комнату. Квадратную. Светлую-светлую. Как небо над Ала-Тоо.

      И там посредине – стол. Тоже квадратный. Зеленый и деревянный. А за столом – Никита Сергеич Хрущев.

      – Никита Сергеич, ты-то что здесь? – говоришь радостно и удивляешься: почему так просто с начальником