Четыре месяца темноты. Павел Волчик

что повторила неполно, и сейчас будет хуже.

      – Чтоб росли солёные огурцы? – Ергольцева закрутила на палец локон и посмотрела сквозь очки на подругу: оценит шутку или нет.

      У Фаины кружилась голова, она оперлась на стол.

      – Ещё варианты.

      – Мы не знаем.

      – Подумайте.

      – Говорите уже, Фаина Рудольфовна!

      Учительница отрицательно покачала головой.

      – Чтоб лизать землю! – Каштанов загоготал над собственной шуткой, одновременно кинув остатки ручки в Ергольцеву.

      – Ну, ты и придурок. С тобой даже не сидит никто!

      – Тихо!

      – Вы слышали, как она меня назвала, Фаина Рудольфовна?!

      – Ты останешься после урока убирать класс.

      – А чё я опять?

      – Фаина Рудольфовна, можно ответить!?

      Фаина с облегчением повернула голову на голос. Но это было не совсем то, что нужно. Руку подняла девочка, которая знала учебник лучше своей учительницы.

      – Отвечай, Тамара.

      – Может быть, на земле, в которой много соли, ничего не растёт?

      – Томка, не умничай! – осклабился Каштанов.

      Девушка, худая, как спичка, больше похожая на мальчишку, повернулась к нему, и её голос прозвучал твёрдо и резко:

      – Не умничать? Кто-то же должен унять словесный понос, который из тебя хлещет. Посмотри вокруг, малыш, – от твоих шуток все хотят выйти погулять.

      Класс одобрительно захлопал, кто-то даже присвистнул. Каштанов перестал кривляться и раскрыл рот. По уровню развития в девятом классе он вёл себя как семиклассник. Тамара, как ни в чём не бывало, повернулась к учительнице.

      – Прошу прощения. Мы говорили о соли. У меня просто бабушка на даче солью посыпает те места, где не хочет, чтобы сорняки росли.

      Фаина Рудольфовна хотела сказать «правильно», но вместо этого почувствовала приступ тошноты. Она позеленела, бросила «прстите» и выбежала из класса.

      – Рудольфовне приплохело.

      – Заткнись, Каштанов. Ну ты и идиот! – Ергольцева брезгливо бросила в него огрызком его же ручки.

      – Сама заткнись.

      …Фаина подошла к раковине и начала осторожно смывать растёкшуюся тушь. Она надеялась, что в классе не было слышно, как её тошнило.

      В туалете было душно, и она приоткрыла окно. Ей совсем не хотелось возвращаться в шумный класс, она вдруг подумала о том, как беззащитна.

      Пожалела себя? Нет. Это что-то другое…

      Как это «беззащитна»? Чужие дети вдруг показались ей опасными? После семи лет работы с ними? Нет, ерунда! Да, они опасны, но не для меня. А для кого же тогда?

      Вдруг она начала догадываться, как будто пробираясь сквозь пелену, ещё боясь признаться себе. Неужели? Сейчас?

      Она потрогала пальцами живот и подошла к зеркалу, встала боком, потом другим, но ничего нового не заметила. Она закрыла глаза и постаралась почувствовать, одна ли она здесь.

      И ей показалось,