Доброе старое время. Дмитрий Мамин-Сибиряк

Собаки, истомленные длинным путешествием и промокшие под дождем, равнодушно смотрели по сторонам. Сопровождавшая их прислуга была одета в однообразный охотничий костюм: короткие серые куртки с серебряными пуговицами, широкие синие шаровары, барашковые высокие шапки с красными свешивавшимися на один бок курпеями[2] и красные широкие кушаки. У борзятников, выжлятников[3] и доезжачих были свои собствейные серебряные значки, прицепленные к левому плечу, и у каждого за поясом по кинжалу. Это была настоящая псовая охота, обставленная со всею роскбшью. Когда первый обоз, состоявший из двадцати пяти телег, миновал; за ним показались громадные дроги, на каких возят тяжести. На дрогах были поставлены большие клетки из полосового железа, и в каждой клетке сидело по живому медведю. Всех дрог было пять, по числу медведей, и в Каждые было заложено по три тройки. Понятно, что такая необыкновенная процессия взбудоражила город, и по улице За поездом бежала Целая толпа.

      – Да это зверинец!.. – говорил кто-то из девушек в театральной квартире.

      – Нет, барская охота, как ( у нас в Расее… – заметила крепостная няня Улитушка, состоявшая бессменно при театральных барышнях.

      – А медведи зачем, няня?

      – Псов натравливать, чтобы злее были… У настоящих господ всегда так делают.

      Естественным являлся вопрос, чья же это охота, но именно на него никто не мог ответить. В Западной Сибири крупных помещиков не было, а золотопромышленники-раскольники не имели и понятия о настоящих барских потехах.

      – Нужно узнать, няня, – решила Антонида Васильевна, занятая небывалым зрелищем. – Сходи к Павлу Ефимычу и спроси…

      – Так и пошла: нашли девочку! – ворчала старуха,

      – Няня, да ведь всего два шага?..

      – У, баловницы!.. Да и Павла Ефимыча дома нет.

      – Все равно, от камердинера узнаешь…

      Старушка всегда ворчала, но баловницы умели заставить ее сделать по-своему, как было и теперь! «Ну, ин, схожу… не отвяжешься от вас».

      – Бедные медведи, как им тяжело сидеть в этих клетках! – жалел кто-то из девушек, провожая глазами дроги. – . Разбило их дорогой. Вон, посмотрите, один лижет железную полосу… Бедняжка, он пить хочет.

      Один из медведей стоял на задних лапах, ухватившись передними лапами за переплет решетки, и смешно поводил мордой. Он чутко нюхал городской воздух и глухо кряхтел. Лошади фыркали и косились. Какие-то бойкие городские мальчишки подбегали к самым дрогам и ухали на любопытных зверей…

      – Вот я вас!.. – кричал главный доезжачий,[4] замахиваясь на ребят толстым арапником.

      Антонида Васильевна задумчиво проводила глазами весь обоз, и ей вдруг сделалось грустно. Неужели этих медведей будут травить громадными меделянскими собаками? Ух, страшно!.. Бедные, как им тяжело сидеть в своих клетках. Что-то такое тяжелое и горькое заныло в груди девушки: ведь и она тоже сидит в своей клетке.

      – Няня, няня, ну что? – кричали девушки, веселою гурьбой обступая возвратившуюся Улитушку. – Чья это

2

Курпей – здесь – кисть на шапке.

3

Выжлятник – охотник, наблюдающий за гончими (от выжлец – кобель гончей породы).

4

Доезжачий – старший псарь, занимающийся обучением борзых собак и распоряжающийся ими на охоте.