Магический бестиарий. Николай Кононов

лучше образованных дураков-соседей.

      Парень стал лютовать.

      До нас доползали низким дымом глухие темные слухи.

      Словно жгли помойку на соседней улице.

      Но вот вопрос: смывал ли он с острейшего лезвия финки засохшее пятно крови?

      Где-где смывал?

      А под пипкой медного крана на нашей кухне

      Инвалидова вдова сама видела.

      Чьей-чьей такой красной засохшей крови?

      А безвинной жертвы, конечно.

      Или вот еще один вопрос, пострашнее первого:

      не оттирала ли во дворе Евгения тряпицей обшлага и лацканы его битловского пиджака от липкого мозгого вещества невинно укокошенных обухом или кувалдой?

      Добрая мать способна ради дитятки и не на такое.

      Одна так все замыла-застирала, что ни-че-го так и не нашли.

      Ушли ни с чем.

      Вообще-то, вряд ли, – рассудили соседи. Не очень-то похож наш фраер-фраерок на смертоубийцу. Они-то совсем другой, уж совсем звериной породы. А этот хоть к матери иногда приходит. Носит ей то да сё.

      Но ведь восхитительная финка, гордость и краса мужчины, которая всем была хороша, еще с той войны, и топор железный, которому вообще триста лет – точи не точи сноса не будет и абсолютно незаменимая в хозяйстве пудовая кувалда пропали.

      Просто в один миг.

      Вот – были еще вчера в среднем ящике буфета, в углу сарая, в бардачке для инструментов.

      А вот и ищи-свищи – нет…

      Но водку с полустертым чернильным штампом какого-то там буфета по дешевке или там немножко самую чуточку мокренький сахарок небольшими такими комочками в газетных кульках примерно по кило, Евгения, бывало, и предлагала добрым соседям.

      А кто же из нормальных людей откажется от недорогого хорошего товара?

      Ведь сахар он и комками сахар, а водка – водка и есть.

      И в скором времени, посреди холоднющей зимы, когда побелела инеем верхняя петля входной двери, прекрасный статный белокурый парень, никогда не носящий шапку, исчез из поля зрения на два с половиной года.

      Жизнь насельников нашего дома снова потекла в привычном русле. От выходных к выходным. От зимы к лету.

      Сидельцу даже собирали сердобольные посылки всей кухней. Папиросы, пряники, исподнее, пластмассовую расческу, книжку почитать, чай, конечно. Жалко ведь. Тоже человек все-таки.

      Фанерный ящик с добром отдавали Евгении.

      Она якобы посылала все это в дальнюю исправительно холодную даль.

      Но, собранные, пожертвованные предметы иногда и возвращались.

      Ведь зачастую люди не догадывается, что все жертвы совершенно напрасны.

      По большому счету.

      Но кто же считает по-большому?

      Возвращались не по почте, конечно. А совершенно другим путем, когда о них, пожертвованных, и позабывали.

      Словно видения – то выразительной зеленой расческой в руках очередного Евгеньиного ухажера-хахаля.

      То мужскими постиранными трусами на Женькиной веревке.