Что делать? Из рассказов о новых людях. Николай Гаврилович Чернышевский

Начинают кричать, плакать. Ах, как это будет смешно, что они будут плакать, и маменька станет рассказывать, как она меня любила.

      Да, а ведь он будет жалеть. – Что ж, я ему оставлю записку.

      Да, посмотрю, посмотрю, да и сделаю, как бедные парижские девушки. Ведь если я скажу, так сделаю. Я не боюсь.

      Да и чего тут бояться? Ведь это так хорошо! Только вот подожду, какое это средство, про которое он говорит. Да нет, никакого нет. Это только так, он успокаивал меня.

      Зачем это люди успокаивают? Вовсе не нужно успокаивать. Разве можно успокаивать, когда нельзя помочь? Ведь вот он умный, а тоже так сделал. Зачем это он сделал? Это не нужно.

      Что ж это он так говорит? Будто ему весело, такой веселый голос!

      Неужели он в самом деле придумал средство?

      Да нет, средства никакого нет.

      А если б он не придумал, разве бы он был веселый?

      Что ж это он придумал?»

      XVII

      – Верочка, иди обедать! – крикнула Марья Алексевна.

      В самом деле, Павел Константиныч возвратился, пирог давно готов, – не кондитерский, а у Матрены, с начинкою из говядины от вчерашнего супа.

      – Марья Алексевна, вы не пробовали никогда перед обедом рюмку водки? Это очень полезно, особенно вот этой, горькой померанцевой. Я вам говорю как медик. Пожалуйста, попробуйте. Нет, нет, непременно попробуйте. Я как медик предписываю попробовать.

      – Разве только медика надобно слушать, и то полрюмочки.

      – Нет, Марья Алексевна, полрюмочки не принесет пользы.

      – А сами-то что же, Дмитрий Сергеич?

      – Стар стал, остепенился, Марья Алексевна. Зарок дал.

      – В самом деле, согревает как будто бы!

      – В том и польза, Марья Алексевна, что согревает.

      «Какой он веселый, в самом деле! Неужели в самом деле есть средство? И как это он с нею так подружился? А на меня и не смотрит, – ах, какой хитрый!»

      Сели за стол.

      – А вот мы с Павлом Константинычем этого выпьем так выпьем. Эль – это все равно что пиво, – не больше как пиво. Попробуйте, Марья Алексевна.

      – Если вы говорите, что пиво, позвольте, – пива почему не выпить!

      («Господи, сколько бутылок! Ах, какая я глупенькая! Так вот она, дружба-то!»)

      («Экая шельма какой! Сам-то не пьет. Только губы приложил к своей ели-то. А славная эта ель, – и будто кваском припахивает, и сила есть, хорошая сила есть. Когда Мишку с нею окручу, водку брошу, все эту ель стану пить. – Ну, этот ума не пропьет! Хоть бы приложился, каналья! Ну, да мне же лучше. А поди, чай, ежели бы захотел пить, здоров пить».)

      – Да вы бы сами выкушали хоть что-нибудь, Дмитрий Сергеич.

      – Э, на моем веку много выпито, Марья Алексевна, – в запас выпито, надолго станет! Не было дела, не было денег – пил; есть дело, есть деньги – не нужно вина, и без него весело.

      И таким образом идет весь обед. Подают кондитерский пирог.

      – Милая Матрена Степановна, а что к этому следует?

      – Сейчас, Дмитрий Сергеич, сейчас. – Матрена возвращается с бутылкою