Что делать? Из рассказов о новых людях. Николай Гаврилович Чернышевский

и выздоровела, и выбежала в поле, и со мной выбежало много подруг, тоже, как я, вырвавшихся из подвалов, выздоровевших от паралича, и нам было так весело, так весело бегать по просторному полю! Не сбылся сон! А я думала, что уж не ворочусь домой.

      – Друг мой, дайте же, я возьму ваш узелок, ведь теперь он уж не секрет.

      Опять идут молча. Долго идут и молчат.

      – Друг мой, видите, до чего мы договорились с этой дамой: вам нельзя уйти из дому без воли Марьи Алексевны. Это нельзя – нет, нет, пойдем под руку, а то я боюсь за вас.

      – Нет, ничего, только мне душно под этим вуалем. Она отбросила вуаль. – Теперь ничего, хорошо.

      – («Как бледна!») Нет, мой друг, вы не думайте того, что я сказал. Я не так сказал. Все устроим как-нибудь.

      – Как устроим, мой милый? это вы говорите, чтобы утешить меня. Ничего нельзя сделать.

      Он молчит. Опять идут молча.

      – («Как бледна! как бледна!») Мой друг, есть одно средство.

      – Какое, мой милый?

      – Я вам скажу, мой друг, но только когда вы несколько успокоитесь. Об этом надобно будет вам рассудить хладнокровно.

      – Говорите сейчас! Я не успокоюсь, пока не услышу.

      – Нет, теперь вы слишком взволнованы, мой друг. Теперь вы не можете принимать важных решений. Через несколько времени. Скоро. Вот подъезд. До свиданья, мой друг. Как только увижу, что вы будете отвечать хладнокровно, я вам скажу.

      – Когда же?

      – Послезавтра на уроке.

      – Слишком долго!

      – Нарочно буду завтра.

      – Нет, скорее.

      – Нынче вечером.

      – Нет, я вас не отпущу. Идите со мною. Я не спокойна, вы говорите, я не могу судить, вы говорите, – хорошо, обедайте у нас. Вы увидите, что я буду спокойна. После обеда маменька спит, и мы можем говорить.

      – Но как же я войду к вам? Если мы войдем вместе, ваша маменька будет опять подозревать.

      – Подозревать! – Что мне! Нет, мой друг, и для этого вам лучше уж войти. Ведь я шла с поднятым вуалем, нас могли видеть.

      – Ваша правда.

      XV

      Марья Алексевна очень удивилась, увидев дочь и Лопухова входящими вместе. Самыми пристальными глазами принялась она всматриваться в них.

      – Я зашел к вам, Марья Алексевна, сказать, что послезавтра вечер у меня занят, и я вместо того приду на урок завтра. Позвольте мне сесть. Я очень устал и расстроен. Мне хочется отдохнуть.

      – В самом деле, что с вами, Дмитрий Сергеич? Вы ужасно пасмурны.

      С амурных дел они или так встретились? Как бы с амурных дел, он бы был веселый. А ежели бы в амурных делах они поссорились, по ее несоответствию на его желание, тогда бы, точно, он был сердитый, только тогда они ведь поссорились бы, – не стал бы он ее провожать. И опять, она прошла прямо в свою комнату и на него не поглядела, а ссоры незаметно, – нет, видно, так встретились. А черт их знает, надо глядеть в оба.

      – Я-то ничего особенного, Марья Алексевна, а вот Вера Павловна как будто бледна, – или мне так показалось?

      – Верочка-то? С ней бывает.

      – А может быть, мне только так показалось. У меня, признаюсь вам, от всех