Фауст. Иоганн Гете

полузабвенья

      Восстали вы… О, будь, что суждено!

      Как в юности, ваш вид мне грудь волнует,

      И дух мой снова чары ваши чует.

      Вы принесли с собой воспоминанье

      Веселых дней и милых теней рой;

      Воскресло вновь забытое сказанье

      Любви и дружбы первой предо мной;

      Все вспомнилось: и прежнее страданье,

      И жизни бег запутанной чредой,

      И образы друзей, из жизни юной

      Исторгнутых, обманутых фортуной.

      Кому я пел когда-то, вдохновенный,

      Тем песнь моя – увы! – уж не слышна…

      Кружок друзей рассеян по вселенной,

      Их отклик смолк, прошли те времена.

      Я чужд толпе со скорбью, мне священной,

      Мне самая хвала ее страшна,

      А те, кому моя звучала лира,

      Кто жив еще, – рассеяны средь мира.

      И вот воскресло давнее стремленье

      Туда, в мир духов, строгий и немой,

      И робкое родится песнопенье,

      Стеня, дрожа эоловой струной;

      В суровом сердце трепет и смиренье,

      В очах слеза сменяется слезой;

      Все, чем владею, вдаль куда-то скрылось;

      Все, что прошло, – восстало, оживилось!..

      Пролог в театре

      Директор, поэт и комик.

      Директор

      Друзья, вы оба мне не раз

      Помочь умели в горькой доле;

      Как ваше мненье: хорошо ли

      Пойдут дела теперь у нас?

      Хотел бы публике я угодить на славу:

      Она сама живет и жить другим дает.

      Подмостки есть; театр готов; забаву

      Уж предвкушает радостно народ.

      У нас ведь все к чудесному стремятся:

      Глядят во все глаза и жаждут удивляться.

      Мне угождать толпе хоть и не новый труд,

      Но все ж меня берет невольное сомненье:

      Прекрасного они, конечно, не поймут,

      Зато начитаны они до пресыщенья.

      Вот дать бы пьесу нам поярче, поновей,

      Посодержательней – для публики моей!

      А ведь приятен вид толпы необозримой,

      Когда она вокруг театра наводнит

      Всю площадь и бежит волной неудержимой,

      И в двери тесные и рвется и спешит.

      Нет четырех часов, до вечера далеко,

      А уж толпа кишит, пустого места нет, –

      Точь-в-точь голодные пред лавкой хлебопека,

      И шею все сломить готовы за билет.

      Такие чудеса во власти лишь поэта!

      Мой друг, теперь прошу: скорей ты сделай это.

      Поэт

      Не говори мне о толпе безумной –

      Она в нас мысли лучшие гнетет;

      Избавь меня от этой давки шумной,

      Влекущей мощно в свой водоворот;

      Нет, тишины ищу я, многодумный, –

      Лишь там поэту радость расцветет;

      Там, только там божественною властью

      Любовь и дружба нас приводят к счастью.

      Что в глубине сердечной грудь лелеет,

      Что просится на робкие уста –

      Удачно ль, нет ли, – выйти чуть посмеет

      На свет – его погубит суета!

      Нет, лучше пусть годами дума зреет,

      Чтоб совершенной стала красота!

      Мишурный блеск родится на мгновенье,

      Прекрасному – потомства поклоненье!

      Комик

      Потомство! Вот о чем мне речи надоели!

      Что, если б для него – потомства – в самом деле

      И я бы перестал смешить честной народ?

      Кто ж публику тогда, скажите, развлечет

      Веселой шуткою, ей нужной, без сомненья?..

      Нет, как хотите, а держусь я мненья,

      Что весельчак заслужит свой почет

      И что забавник – не лишен значенья.

      Кто интересен публике, мой друг,

      Тот говорить с толпою может смело;

      Увлечь ее – ему пустое дело,

      Успех тем легче, чем обширней круг!

      Итак, смелей вперед! Вы можете заставить

      Фантазию, любовь, рассудок, чувство, страсть

      На сцену выступить; но не забудьте часть

      И шаловливого дурачества прибавить.

      Директор

      А главное, мой друг, введите приключенья!

      Глазеть на них – толпе нет выше наслажденья;

      Ну и пускай толпа, разиня