Однополчане. Спасти рядового Краюхина. Валерий Большаков

не жутко здесь? – негромко спросил Виктор.

      – Да не то чтобы жутко… Странно как-то.

      – Знаешь, а голова не болит уже!

      – Вот! А я что тебе говорил? Пошли за палаткой.

      – За палаткой? – вытаращил глаза Тимофеев. – Ты что, тут ночевать собрался?

      – Почему я? – хладнокровно ответил Марлен. – Ты тоже.

      – А я еще никогда не спал в палатке… – растерянно сказал Виктор.

      – Вот и копи опыт!

      Пока они перетащили из машины навороченную кемпинговую палатку «Алексика», пока установили ее, уже и стемнело. Поужинали с поисковиками – дорогой московский «паек» пошел на ура – так что «домой» возвращались уже в полной темноте. Синий луч мощного фонаря высвечивал тропу, отчего мрак вокруг еще сильнее сгущался.

      – Так, я налево, – бодро сказал Исаев, заползая в свой спальный блок, – ты направо. Или меняемся? Мне лично все равно.

      – Мне тоже, – уныло вздохнул Тимофеев. – Вот тебе и весь сказ…

      Улегшись, Марлен долго слушал тишину. Лишь изредка задувал ветер, и тогда верхушки сосен сдержанно шумели. Угукнет ночная птица, и снова тишина.

      Незаметно задремав, Исаев проснулся часа в два ночи – глаза уловили свет снаружи. Сонно поморгав, Марлен подумал, что это Витька решил до ветру сходить, а куда ж ему без фонаря? Еще бабайка схватит…

      Улыбаясь, Исаев погрузился в сон.

* * *

      Утром он встал свежим и отдохнувшим. Воздух, настоянный на хвое и смоле, омывал прокуренные и загазованные легкие. Ничего-то не болело, только аппетит разыгрался, но это как раз признак здоровья.

      Идти к поисковикам Марлен поленился, да и толку? Те вставали рано, уже закопались небось. Вчера вон скелеты нашли с медальонами. Будут потом изучать в лаборатории, чья фамилия записана на листочке, вложенном в бакелитовый «смертный» медальончик, – чернила-то выцвели, и даже то, что было выведено химическим карандашом, уже не разобрать.

      Хотя красноармейцы редко вкладывали в медальоны листочки со сведениями о себе. Да, если ты погибнешь и тебя похоронят, вскрыв медальон, то семье помогут. Но дело как раз в том, что у бойцов Красной Армии существовало стойкое поверье: если напишешь о себе в медальон, то тебя точно убьют.

      Вот и получалось, что листочек с записью можно было найти в одном-двух медальонах из сотни. Это Марлену поисковики рассказали.

      Исаев вскрыл мясные консервы, и они с Витьком слопали целую банку. Спиртного брать не стали, и Тимофеев выглядел вялым – непривычно ему было, чтобы утро, а он с похмелья не мается. Глядишь, так и привыкнет к трезвой жизни! Хотя… Нет.

      А чем он ее заполнит тогда? Работой? Учебой? Что смеяться…

      – Ну, давай, дорогой Ватсон, – потер руки Марлен, – осмотримся внимательно, поползаем с лупой.

      – Дава-ай… – зевнул Тимофеев.

      Битый час они ходили по высокому плоскому холму, плутали между сосен, но ничего не нашли.

      – Дупель-пусто… – вздохнул Виктор.

      – Похоже, – кивнул Марлен и осторожно спустился