Контрольный взрывпакет, или Не сердите электрика!. Александр Скрягин

уставленную тяжелой деревянной мебелью. Над круглым столом висел, слегка покачиваясь, большой, как купол собора, зеленый абажур с эполетовыми кистями. В сумрачном углу замерли высокие напольные часы в ореховом футляре с граненым стеклом в верхней части.

      Пахло сохнущей полынью, старым деревом и, едва заметно, – женскими духами.

      Наступая на дружелюбно мяукающий паркет, Ермолай подошел к ведущей на второй этаж крутой лестнице с площадкой посредине и поднялся на второй этаж. Лестница привела его в маленькую комнату, которую можно было принять за просторный книжный шкаф. Заставленные книгами полки, занимали все стены – с пола до потолка. Падающий с веранды солнечный луч высвечивал на высоте человеческого роста линейку корешков с золотой надписью «А. С.Пушкин».

      Кроме книжных полок в комнате находились только большой письменный стол и кожаное кресло за ним.

      В комнате-библиотеке никого не было.

      Застекленная дверь вела на веранду. Она была приоткрыта. Сквозь щель оттуда просачивался аппетитный запах. Бебут подошел к столу и опустился в кожаное кресло. С этого места через неприкрытую дверь ему было хорошо видно и слышно все, что происходило на веранде.

      А там происходил серьезный спор.

      Его вели Профессор Ненароков и Женя Ожерельев.

      Собственно говоря, никаким профессором Роман Григорьевич Ненароков не был. Он был простым учителем. Всю свою жизнь он преподавал физику в средней школе. Но Роман Григорьевич любил свой предмет. Особенно, разделы, посвященные электричеству. Любил и умел заразить интересом к тайнам устройства материи своих учеников.

      Не одно поколение кормиловцев училось у Ненарокова. Сидел когда-то за партой перед ним и Ермолай Бебут.

      Профессорское звание Роману Григорьевичу присвоили не уполномоченные на то члены Ученого Совета, а, дали простые жители города Кормиловска.

      Но наряду с электричеством была у Григория Романовича и еще одна страсть. Русская поэзия. Любовью к ней он заражал окружающих не хуже, чем любовью к разгадке тайн мироздания.

      Ненароков был по-профессорски голубовато-сед, но лицо его принадлежало не кабинетному затворнику, а заядлому охотнику. Оно коричневело от загара и, было разбито глубокими морщинами на небольшие квадраты так, словно его сшили из отдельных кусочков кожи, как модную дамскую сумку. В его ярко-синих глазах по-прежнему светилось удовольствие от самого процесса жизни.

      А вот в глазах его собеседника – Жени Ожерельева – усмотреть подобное настроение было трудно.

      Между его длинными ресницами грустно мерцало всемирное уныние, а худая высокая фигура словно бы выражала немой укор немилосердной судьбе. Хотя, на самом деле, обижаться на жизнь у Евгения не было оснований. Со здоровьем у него все было в полном порядке. В материальном смысле он был обеспечен. Евгений Иванович работал главным механиком находящегося на подъеме акционерного общества «Кормиловский маслосырзавод».

      Правда, Ожерельеву не слишком повезло