Человек в картинках (сборник). Рэй Брэдбери

не хочу умирать, как далеко падать…

      – Кто это?

      – Не знаю.

      – Наверное, Стимсон. Стимсон, ты?

      – Далеко, далеко, не хочу я так. Ох, господи, не хочу я так!

      – Стимсон, это я, Холлис. Стимсон, ты меня слышишь?

      Молчание, они падают поодиночке, кто куда.

      – Стимсон!

      – Да?

      Наконец-то отозвался.

      – Не расстраивайся, Стимсон. Все мы одинаково влипли.

      – Не нравится мне тут. Я хочу отсюда выбраться.

      – Может, нас еще найдут.

      – Пускай меня найдут, пускай найдут, – сказал Стимсон. – Неправда, не верю, не могло такое случиться.

      – Ну да, это просто дурной сон, – вставил кто-то.

      – Заткнись! – сказал Холлис.

      – Поди сюда и заткни мне глотку! – предложил тот же голос. Это был Эплгейт. Он засмеялся – даже весело, как ни в чем не бывало. – Поди-ка заткни мне глотку!

      И Холлис впервые ощутил, как невообразимо он бессилен. Слепая ярость переполняла его, больше всего на свете хотелось добраться до Эплгейта. Многие годы мечтал он до него добраться, и вот слишком поздно. Теперь Эплгейт – лишь голос в шлемофоне.

      Падаешь, падаешь, падаешь…

      И вдруг, словно только теперь им открылся весь ужас случившегося, двое из уносящихся в пространство разразились отчаянным воплем. Как в кошмаре Холлис увидел: один проплывает совсем рядом и вопит, вопит…

      – Перестань!

      Казалось, до кричащего можно дотянуться рукой, он исходил безумным, нечеловеческим криком. Никогда он не перестанет. Этот вопль будет доноситься за миллионы миль, сколько достигают радиоволны, и всем вымотает душу, и они не смогут переговариваться между собой.

      Холлис протянул руки. Так будет лучше. Еще одно усилие – и он коснулся кричащего. Ухватил за щиколотку, подтянулся, вот они уже лицом к лицу. Тот вопит, цепляется за него бессмысленно и дико, точно утопающий. Безумный вопль заполняет Вселенную.

      «Так ли, эдак ли, – думает Холлис, – все равно его убьет Луна, либо Земля, либо метеориты. Так почему бы не сейчас?»

      Он обрушил железный кулак на прозрачный шлем безумного. Вопль оборвался. Холлис отталкивается от трупа – и тот, кружась, улетает прочь и падает.

      И Холлис падает, падает в пустоту, и остальные тоже уносятся в долгом вихре нескончаемого, безмолвного падения.

      – Холлис, ты еще жив?

      Холлис не откликается, но лицо его обдает жаром.

      – Это опять я, Эплгейт.

      – Слышу.

      – Давай поговорим. Все равно делать нечего.

      Его перебивает капитан:

      – Довольно болтать. Надо подумать, как быть дальше.

      – А может, вы заткнетесь, капитан? – спрашивает Эплгейт.

      – Что-о?

      – Вы отлично меня слышали, капитан. Не стращайте меня своим чином и званием, вы теперь от меня за десять тысяч миль, и нечего комедию ломать. Как выражается Стимсон, нам далеко падать.

      – Послушайте, Эплгейт!

      – Отвяжись ты. Я поднимаю бунт. Мне терять