«От аза до ижицы…». Литературоведение, литературная критика, эссеистика, очеркистика, публицистика (1997—2017). Андрей Углицких

текст, априори готов воспринимать его именно в виде отдельных частей, корпускул, строф.

      Если расстояние между «кочками» слишком мало – реципиентами, потребителями поэзии, это может восприниматься как некая досадная потеря динамизма, излишняя детализация, необоснованное, ненужное «дробление», «мельчение».

      И напротив, если же дистанция между отдельными смысловыми «кочками» слишком большая – читатель может, не дошагнув до следующей твердой вехи, потерять, утратить смысл происходящего, «грохнувшись» со всего размаха в болотную жижу…

      Так вот, еще раз повторюсь, в случае с песней «В этой роще березовой» К. Молчанова по мотивам стихотворения Н. Заболоцкого (так уж получается!) этого не происходит, еще и по иным двум (как минимум!) причинам: дополнительной эмоциональной подпитке, некой страховочной «воздушной подушке» из великолепной музыки композитора К. Молчанова, музыки романсовой направленности, и того, что само по себе стихотворение Н. Заболоцкого, как выдающегося мастера поэтического слова, несет, как хлеб из знаменитой русской пословицы, само себя, что оно само по себе уже самодостаточно в каждом своем атоме, частичке, самодостаточно настолько, что даже если попытаться изьять из него одну или даже несколько строф – конструкция его не становится от этого менее «прочной».

      В этом и заключается большой секрет и магия всякой великой поэзии, в каждой строфе которой заключена вся сила всех строф, частей его, в такой же мере, как каждая капля воды, содержит в себе весь химический состав целого мирового океана…

      А теперь – ответ на первый вопрос. Взгляните на общий хронометраж песни, написанной К. Молчановым. Он составляет (даже в таком, «усеченном виде») целых 3 минуты и 21 секунду. Это очень и очень много. Особенно по тем временам, когда средняя продолжительность песни редко когда превышала 2—2,5 минуты.

      Отсюда и вывод.

      На первый взгляд может показаться, что создатели фильма подошли к тексту Н. Заболоцкого не слишком бережно, механически просто уполовинив его. Но это не так. И произошло это не вследствие вопиющего «произвола» композитора, а скорее всего, вынужденно, потому, что так уж сложились обстоятельства. Не знаю, что было бы, если бы автор текста был бы еще жив к тому времени, вероятно, композитор убедил бы автора сочинить «песенный» вариант стихотворения. Но поскольку это было уже невозможно физически (Н. Заболоцкого к тому времени не было в живых почти десять лет), К. Молчанову (возможно по согласованию с очень близким другом Н. Заболоцкого – Станиславом Ростоцким) пришлось пойти на этот шаг, поскольку исполнение всего канонического текста стихотворения Н. Заболоцкого заняло бы слишком много экранного времени.

      Вероятно, для того чтобы избежать лишних вопросов, чтобы как – то оправдать данную компоновку, в конце песенного фрагмента в фильме и раздается спасительный телефонный звонок, прерывающий певца на полуслове… Впрочем, и это лишь догадки, не боле.

      А песня –