Карлики смерти. Джонатан Коу

опять шаги. Вдруг в дверном проеме нарисовались две фигуры. Стояли они порознь, угрожающе и бессловесно, их маленькие тела – лишь силуэты. На них были капюшоны, а в руках они держали тяжелые деревянные дубинки, и росту в них было фута по три, у обоих. Не знаю, сколько они там, должно быть, простояли. Пейсли только пялился на них, замерши от потрясения и ужаса, пока оба не шагнули вперед и не закричали, вместе. Этот ужасный, ледяной, пронзительный вопль. И вот они уже бежали к нему, а потом один запрыгнул на стол. Второй размахивал дубинкой и принялся бить ею Пейсли по ногам. Пейсли развернулся и откуда-то выхватил нож – и начал неистово им махать во все стороны. Он тоже что-то кричал. Не знаю что. Потом ему, должно быть, удалось ножом ударить человечка в руку, поскольку тот выронил дубинку и начал визжать и кричать:

      – Блядь! Блядь! Блядь! – и схватился за полу куртки Пейсли, и попробовал его повалить.

      Но другой уже – тот, что на столе, – стоял прямо над Пейсли и, не успел я предупредить или как-то, треснул его по голове, и звук получился такой, словно хрустнула яичная скорлупа, когда делаете омлет. И Пейсли уже был на полу, и следующую минуту или около того они оба его обрабатывали, забивали до смерти, пока от его головы ничего не осталось вообще, а эти двое устали и больше ничего сделать уже не могли.

      Они по-прежнему не замечали, что я здесь. Я пригнулся под подоконником – не очень хорошая мысль, если вдуматься, потому что так я оказывался на уровне их глаз, – но им, судя по всему, было слишком темно, чтобы меня различить. Я просто съежился и смотрел на эти две маленькие фигуры, стоявшие над телом Пейсли. Один зажал раненую руку между колен: ему наверняка было очень больно.

      – Ладно, пошли, – сказал другой. – Валим отсюда.

      От первого не было никакого отклика, помимо неотчетливого бормотанья, за которым последовал стон.

      – Пошли уже, ради бога. Давай тебя в машину посадим.

      – Куртка.

      – Что?

      – Надо снять с него куртку. На ней моя кровь и мои отпечатки.

      – Господи боже мой.

      Он выронил дубинку, перевернул тело Пейсли и, как мог, стащил с него куртку.

      – И штаны. По всем штанам вон, погляди.

      Поэтому и штаны с него они сняли и обернули ими руку, из которой еще шла кровь.

      – Давай мухой отсюда. Пошли.

      И когда совсем уже уходили, раненый помедлил, задумчиво. Покачал головой и произнес:

      – Мне не очень понравилось.

      – Мне тоже.

      И они ссыпались вниз по ступенькам, два маленьких человечка, а я остался трястись под окном, наедине с трупом Пейсли. Услышал, как открылись две автомобильные дверцы, и машина тронулась с места, не успели они даже захлопнуться.

      Какое-то время я там побыл, бог весть сколько. Но к телу и близко не подходил. Я через него даже не переступил – я его обогнул, как можно дальше, насколько позволяла комната. А потом и сам сполз по лестнице – медленно, по ступеньке за раз, хватаясь за перила. Добравшись до парадной двери, я постоял в проеме, упиваясь свежим воздухом. Не думаю, что в тот миг рассудок мой впитал то, что я только что видел.

      Потом уже я догадался, что полиция за этим домом наверняка присматривала