Больше всего рискует тот, кто не рискует. Несколько случаев из жизни офицера разведки. Владимир Каржавин

обнаружил, что связь работает. Набрал номер, который хорошо помнил. – Вам кого?

      – Будьте любезны, профессора Солнцева.

      – Игорь Петрович во Франции.

      Алексей Балезин узнал голос жены Игоря Петровича, но представляться и расспрашивать не стал. Что тут расспрашивать – среди множества эмигрантов и его учитель профессор Солнцев. К великому сожалению…

      Куда теперь? И кому он нужен?

      Он шёл и удивлялся: как изменился город с того памятного 1914-го… Нет ни шумных экипажей, ни нарядно одетых женщин, ни ярких вывесок магазинов. Зато на каждом шагу патрули, а по мостовым проезжают грузовики с вооружёнными людьми.

      Он подошёл к дому, который хорошо знал и в котором прожил почти четыре года, прежде чем уйти на войну. Здесь он жил у Елизаветы Юрьевны, своей тётки – единственного близкого ему человека. Но милая тётушка, у которой не было своих детей и для которой он был за родного сына, уже два года как преставилась, а он даже не знает, где её могила. Были ещё друзья по университету, но где их сыщешь? Да и живы ли они?

      Во двор дома он зашёл с опаской. Кто помнит его, недоучившегося студента… Он всё-таки решился, поднялся на третий этаж, остановился у знакомой двери. Звонок не работал. Тогда он постучал.

      – Чего тебе? – дверь открыла небрежно одетая женщина неопределённого возраста. За её спиной прошагал мужик в тельняшке, не обратив на Алексея никакого внимания. Из кухни раздавались голоса: кто-то с кем-то ругался. И в довершение всего отвратительно пахло не то жареным, не то мочёным.

      – Кого надо? – переспросила женщина. Он не ответил – повернулся и пошёл. Он понял, что он для этих людей чужой, как, впрочем, и они для него.

      Выходя из подъезда, встретил дворника, который его с трудом, но узнал. Дворник и подсказал, на каком кладбище покоится тётушка. … Алексей Балезин сел на лавочку в небольшом сквере, снял вещевой мешок – единственную личную ценность, задумался. Это всё война, будь она проклята! А ведь в августе четырнадцатого и мысли, и настроение были другими.

* * *

      Патриотизм… Это чувство всегда овладевало русскими, российскими, а позже советскими людьми в часы, когда над Родиной нависала опасность. Мы знаем, какой большой патриотизм наблюдался в конце июня 1941 года, когда к дверям военкоматов приходили тысячи добровольцев, когда толпы людей провожали на фронт своих родных и близких, друзей и товарищей по работе. «Вставай, страна огромная!» – эта песня стала гимном патриотизма 1941-го, гимном Великой Отечественной войны. Но не меньший патриотизм был и в августе 1914-го, когда началась Первая мировая война, которую в народе также называли Отечественной. Так же толпы россиян под марш «Прощание славянки» и «Смело мы в бой пойдём» (только не за «… власть Советов», а за «… Русь святую. И как один прольём кровь молодую») провожали добровольцев на фронт.

      В советское время, начиная от школьных учебников, насаждалось мнение о поражении России в Первой мировой войне. Нам упорно твердили о «прогнившем царском режиме», о «бездарности»