Заповедник. Сергей Довлатов

мой резкий тон остался незамеченным. Как я позднее убедился, элементарная грубость здесь сходила легче, чем воображаемый апломб…

      – И все-таки? – Марианна ждала ответа. Причем того ответа, который ей был заранее известен.

      – Ладно, – говорю, – попробую… Что ж, слушайте. Пушкин – наш запоздалый Ренессанс. Как для Веймара – Гете. Они приняли на себя то, что Запад усвоил в XV–XVII веках. Пушкин нашел выражение социальных мотивов в характерной для Ренессанса форме трагедии. Он и Гете жили как бы в нескольких эпохах. «Вертер» – дань сентиментализму. «Кавказский пленник» – типично байроническая вещь. Но «Фауст», допустим, это уже елизаветинцы. А «Маленькие трагедии» естественно продолжают один из жанров Ренессанса. Такова же и лирика Пушкина. И если она горька, то не в духе Байрона, а в духе, мне кажется, шекспировских сонетов… Доступно излагаю?

      – При чем тут Гете? – спросила Марианна. – И при чем тут Ренессанс?

      – Ни при чем! – окончательно взбесился я. – Гете совершенно ни при чем! А Ренессансом звали лошадь Дон Кихота. Который тоже ни при чем! И я тут, очевидно, ни при чем!..

      – Успокойтесь, – прошептала Марианна, – какой вы нервный… Я только спросила: «За что вы любите Пушкина?..»

      – Любить публично – скотство! – заорал я. – Есть особый термин в сексопатологии…

      Дрожащей рукой она протянула мне стакан воды. Я отодвинул его.

      – Вы-то сами любили кого-нибудь? Когда-нибудь?!.

      Не стоило этого говорить. Сейчас она зарыдает и крикнет:

      «Мне тридцать четыре года, и я – одинокая девушка!..»

      – Пушкин – наша гордость! – выговорила она. – Это не только великий поэт, но и великий гражданин…

      По-видимому, это и был заведомо готовый ответ на ее дурацкий вопрос.

      Только и всего, думаю?

      – Ознакомьтесь с методичкой. А вот – список книг. Они имеются в читальном зале. И доложите Галине Александровне, что собеседование прошло успешно…

      Мне стало неловко.

      – Спасибо, – говорю, – простите, что был невоздержан.

      Я свернул методичку и положил в карман.

      – Аккуратнее, у нас всего три экземпляра.

      Я вытащил методичку и попытался ее разгладить.

      – И еще, – Марианна понизила голос, – вы спросили о любви…

      – Это вы спросили о любви.

      – Нет, это вы спросили о любви… Насколько я понимаю, вас интересует, замужем ли я? Так вот, я – замужем!

      – Вы лишили меня последней надежды, – сказал я, уходя.

      В коридоре Галина познакомила меня с экскурсоводом Натэллой. Снова – неожиданная вспышка заинтересованности:

      – Будете у нас работать?

      – Попытаюсь.

      – Сигареты у вас есть?

      Мы вышли на крыльцо.

      Натэлла приехала из Москвы, движимая романтическими, вернее – авантюрными целями. По образованию – инженер-физик, работает школьной учительницей. Решила провести здесь трехмесячный отпуск. Жалеет, что приехала. В заповеднике – толчея. Экскурсоводы и методисты – психи. Туристы – свиньи и невежды. Все обожают Пушкина. И свою любовь к Пушкину. И любовь к своей