Убойный снег. Виталий Лозович

не выдержала и двух секунд.

      – Что у тебя случилось?

      – У меня работа случилась, – оправдался Сашка и все так же нерешительно и смущенно выложил ей весь свой «американский» контракт.

      – Ой, Саша, – очаровательно сказала Ксюша, – так ведь это же здорово!

      – Здорово, здорово, – пробурчал Сашка, – а «собак» своих я куда дену?

      – Так давай я за ними присмотрю, – предложила она, – буду заходить до работы и после, хватит?

      – Ты что, собак моих не помнишь? Хан в первый вечер все ножки у мебели перегрызет…

      – …а Моська раздерет ковер, – дополнила она, – я помню.

      Они помолчали. После Ксюша осторожно спросила:

      – Ты хочешь, чтоб я на время твоего отсутствия пожила в твоей квартире?

      – Меня же не будет…

      Ксюша помедлила. Тишина в трубке давила на уши.

      – Ой, да что я думаю, конечно, смогу, – решительно сказала она.

      – А родители твои?

      – Да что родители? У тебя, может, такой шанс один будет? Собирайся, когда мне приходить?

      – Завтра в девять я должен выйти.

      – Спи спокойно. Завтра к девяти я буду.

      На следующий день к девяти утра сомнения Сашки не улеглись, а даже где-то обострились. Ксюшу он встретил с бегающими глазами и некоторой суетой в поведении. За прошедший год она явно повзрослела. Сашка старался не смотреть на нее и сразу повел по квартире показывать, где у него кто ест, где ошейники да поводки, где у Моськи туалет…

      – Саша, – осторожно остановила она его, – я все помню. Я ведь не первый раз у тебя.

      – Тут тетка может прийти вечером…

      – Я ее помню.

      – Да, конечно, – потерялся тот.

      – Так здорово, – оглянулась она вокруг, – ничего не изменилась.

      – Родители что сказали?

      – Кажется, они не поверили.

      – Скандал был?

      – Да нет, – она пожала плечами, – так… Поезжай, все будет в порядке.

      Самолет, ожидавший съемочную группу в аэропорту, оказался обычным «кукурузником». Вместо колес к шасси были прикреплены огромные лыжи. Самолет стоял отдельно от всех своих собратьев, да и взлетать, судя по всему, тоже должен был отдельно. Основная полоса была вычищена до бетона. Пилот был весьма крупным дядей с добрым лицом полярника, дожившего наконец до пенсионного возраста, и имел самый настоящий арктический вид: летная куртка, брезентовые утепленные штаны, заправленные в унты с рыжим мехом и такая же рыжая пушистая шапка. Он пожал Сашке руку и сказал:

      – Меня звать дядя Миша, сынок. Тебе как – дядя Миша? Ты наш?

      – Я наш, – признался Сашка.

      – Это хорошо, – потеплел дядя Миша, – а вот дамочка, – он кивнул на стоящую в стороне Элизабет, – знаешь как меня называет? Дядья Мишья!

      – А меня Сашья, – поделился тот.

      – Ах, вот оно что, – брови дяди Миши приподнялись вместе с шапкой, – нам надо держаться вместе. Ты что у них делаешь?

      – Кино снимаю.

      – Ясно. Тогда, Сашья, забирайся в моего динозавра, скоро летим.

      – А вы будете один