Фарбрика. К. А. Терина

поправил очки, немного рассеянно огляделся – не оставил ли здесь своих вещей? – и, не говоря более ни слова, двинулся к лестнице.

      – Эй, вы куда, Крозельчикюс? А как же гелиофор?

      – Вы хотели сказать, моя собственность?

      Виташ резко пересёк комнату и преградил Крозельчикюсу путь.

      – Я хочу сказать – ваша свобода, Крозельчикюс. Она не дорога вам?

      – Дорога. Как память. Но жизнь дороже. Выпустите меня, Виташ.

      – Если вы уйдёте, то завтра ваш гелиофор найдёт какая-нибудь милая старушка и сдаст хвостам. – Виташ достал папиросу, не спеша прикурил, затянулся, выпустил дым. – И все двенадцать пластинок будут отсняты. Запрещёнными кадрами, Крозельчикюс.

      Крозельчикюс, не глядя на Виташа, подошёл к бару, налил себе полстакана виски и залпом выпил. Закашлялся.

      – Папиросу? – участливо спросил Виташ.

      Крозельчикюс сказал:

      – Положим, вам удался ваш шантаж. Я испугался и решил вам помочь. Но, Виташ, сами подумайте – где я возьму вам потерянную гелиографию? Потерянную, Виташ! Это значит, что её нет. Испарилась. Исчезла.

      Виташ подошёл к Крозельчикюсу, встал рядом, у окна.

      – Одна птичка на хвосте принесла, что гелиография у вас, – доверительно сообщил он. – Или – вы знаете, где этот снимок найти. И если птичка ошиблась – вам же хуже.

      Виташ распахнул окно, и вместе с порывом ветра и запахом осени в комнату ворвались звуки улицы: клаксоны автомобилей, шелест деревьев, шум городской толпы, воркование голубей.

      7

      История гелиографии началась не сто лет назад, а ещё на двенадцать лет раньше, когда эксперименты Нисефора Ниепце с закреплением гелиоизображений впервые увенчались успехом. О первой гелиографии сохранилось мало сведений. Снимок был сделан с помощью особого гелиораствора, описания которого в дневниках Ниепце нет. Не существует ни одного документального подтверждения, что Нисефор сделал ещё хотя бы одну гелиографию с помощью того же раствора.

      Зато о Мёренской ярмарке известно многое. В те дни в столицу съехались тысячи зевак. Сотни из них пришли поглазеть на диорамы Ниепце – чудо привычное – и заодно бросали взгляд на новейшую работу мастера. Маленькую, шесть на восемь сантиметров, картинку с диковинным названием – гелиография.

      – А правду рассказывают, что она проклята? – Агата легко прикоснулась к руке Крозельчикюса. Сердце его мгновенно выпрыгнуло куда-то в горло и застряло там, мешая дышать.

      – Прошу прощения? – прохрипел Крозельчикюс.

      – Первая гелиография. Говорят, у того, кто на неё посмотрит, выпадают глаза…

      – О. Нет, конечно, нет. Ерунда, бабушкины сказки.

      Крозельчикюс поёжился. Желание оглянуться и убедиться, что за ними не следует отряд хвостов в одинаковых касторовых костюмах, ощутимо жгло изнутри, как физиологическая потребность. Вроде голода.

      Они шли по Радничке в сторону Старой ратуши, рядом с которой помещался музей «Дом