Невольница. Книга вторая. Сергей Е. Динов

сполохах воспринимал происходящее корнет. Сил у юноши хватило, чтобы выбраться во двор, когда отъезжали подводы, загруженные мешками. На двух оставшихся подводах черные возницы запихивали в мешки стенающих медсестер. Корнет судорожно щелкал и щелкал спусковым крючком своего разряженного оружия, затем из последних сил размахнулся и швырнул пистолет во след телеге, отъезжающей от крыльца. На удачу, попал тяжелой рукоятью в лицо возницы, обернувшегося на его дикий вопль отчаянья.

      Тряпичным манекеном с выдернутой проволочной арматурой юноша повалился со ступеней. Земля, устланная прогорклой, черной пылью, накренилась и бросилась навстречу корнету, ударила в лицо и забила его глазницы. Это были последние моменты короткой жизни юноши. В жарком бреду, грязного, пыльного, его перенесли обратно в палату, положили на желтые простыни и оставили на его груди белоснежным комочком – платочек, выпавший из рук его похищенной возлюбленной. На перепачканной суконной больничной пижаме, на груди корнета ослепительным венчиком цветка высветилась белизна батиста и заискрилась золотистая вышивка в виде солнышка и вензеля с буквами «Р» и переплетенными «АА».

      – Боже мой!.. Бог солнца!.. – прошептал невольную ересь умирающий христианин и романтик корнет, – сохрани жизнь невинной девице Агнии Рудерской ради всего святого…

      – Глава Первая. «БАРЫШНЯ», – после долгой трагической паузы продолжил было чтение старик. Но послышался тягучий скрип тяжелой двери, отчего Веденяпина передернуло холодной судорогой по вспотевшей спине. В комнату проскользнула девочка-уродец с розовым, распущенным бантом, громко протопала сандалетами по хрустящему паркету, забралась на один из стульев перед столом. Ребенок никому не улыбнулся, не кивнул, не произнес ни звука. С бесстрастным взглядом, уперев подбородок о край стола, маленький уродец уставился водянистыми глазами на хрустальную сахарницу.

      Старик прервал чтение, бережно отложил лист рукописи в стопку прочитанного, тяжко поднялся, вынул из серванта чашку с блюдцем, вернулся к столу, налил для правнучки остывший чай. За это время девочка ни разу не отвлеклась от созерцания сахарницы, не скосила взгляд в сторону гостя, что терпеливо ожидал продолжения сего занимательного спектакля с художественным чтением.

      Девочка-уродец сунула грязный пальчик в рот, послюнила, затем ткнула им в сахарницу, засунула за щеку, замерла и потеплела во взгляде от сладкого. Старик взглянул на гостя, с благодарностью заметил, что тот, никоим образом, не выдал своего удивления, возмущения или раздражения, присел на стул и продолжил чтение приятным старческим баритоном:

      – После скончания каждой из трех чумных эпидемий, Одесса трижды неизменно оправлялась от черного сна. Оживлялись нарядными экипажами улицы, вновь копошились людскими муравейниками рынки, барахолки, мастерские, магазины и склады. Акватория Практической и Карантинных гаваней красочно ощетинилась