Рай. Бин Фрай!. Владимир Буров

быстро окопавшиеся в деревнях и селах немецкие батальоны. А русским, так как это была, друзья мои:

      – Россия.

      Конный корпус Гайда шел дальше и дальше. Дело дошло даже до самого Хи. Но тогда этот художник только махнул рукой. Он и Борман знали, что Ст-Лин обещал Германии на этом участке фронта только психические атаки, принятые в Гражданскую войну у царских генералов. Только жертвоприношение. Больше всех работы в этот период войны было у Вары. Много жертв приносилось.

      Эстэ-Лину доложили, что Гайд ушел в тыл к немцам так далеко, что уже нельзя поддержать его ни патронами, ни китайской тушенкой.

      – Тем лучше, – ответил Эстэ-Лин. – А то немцы жалуются, что мы поступаем нечестно. Обещали одно, а делаем другое. Так, мол, никакой войны не получится.

      Гайд тоже понял, что с лошадьми далеко не уйдешь. Еды для них не было. Зато солярки для танков хоть отбавляй. В каждой русской деревне стояли нефтяные цистерны.

      Ночью он окружил танковый корпус Гудериана. Точнее, штаб корпуса. Поступил так, как поступал еще в Гражданскую, командуя специальным полком в Армии Василия Ивановича. Прием этот назывался:

      – Спартанским. – Окружался штаб, и наступление Армии задерживалось, а то и совсем срывалось. Гудериан под дулами уже пустых автоматов гайдовских конников приказал прибыть в штаб всему личному составу танковой бригады. Их расстреляли? Нет. Всех разоружили и заставили провести обучение конников на танкистов. Нет, вы представляете:

      – Зима, метель, а Тигры и Пантеры штурмуют горы, долы и ледяные переправы в районах русских деревень. Все думали:

      – Ученья идут! – Так оно и было. Только учились не немецкие танкисты, а записные конники Гайда.

      Стоял вопрос:

      – Куда ударить? На Любань, где проводились жертвоприношения русских солдат, даже не солдат, а просто:

      – Русского народа. – Согласно международного договора.

      Или идти. Куда? А куда надо?

      – На Берлин, – сказал Гайд.

      – На Берлин! – И это холодной зимой сорок второго года.

      – На Берлин, – повторил Гайд, – Но сначала мы раздавим скорострельную немецкую оборону у Любани.

      Когда это произошло, Вара, прибывший для очередного жертвоприношения, три дня смеялся за живот держался. Его рвало от рек крови, текущих с высоты около Любани. Рек немецкой крови. Вара несколько раз выходил из землянки, приближался к лаве, и пробовал кровь на вкус. Он сдавал ее на анализ, прибывшему с ним профессору Вишневу и всегда получал один и тот же ответ:

      – Немецкая! – Откуда? Каждый современный читатель поймет удивление Монтесумы:

      – Это все равно, что найти в современных магазинах только французский коньяк. Мартель или Камю.

      Да, эта кровь была для русских солдат, наступающих из-под Вишеры на Любань, как французский коньяк. Мартель или Камю.

      Хоть ногтем стеклышко барабань. То есть, смотри – не смотри на циферблат времени:

      – Но наступает