Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1. Игорь Соловьев

Элли была согласна с ним почти всегда – в принципах; чаще всего – в идеях и суждениях; но, что печалило, нечасто – в решениях. Он был верным и даже фанатичным сторонником писателя Луки Федотова – тот жил и творил еще до Войны, но, по словам Томашевского, идеи эти пережили не только свой век и величайшую катастрофу в истории, но переживут и все века последующие. Мораль их действительно была потрясающей, глубокой, взывала к бесконечному достоинству личности, гордости за звание человека, ответственности перед каждым, особенно – слабым, к простоте – но единственное, с чем Элли не соглашалась никогда – была идея, что применять магию, не несущую стихии Жизни и Духа, нельзя в принципе, даже для защиты. Он был сторонником лишь радикально светлого пути – убеждения, невмешательства. Томашевский тоже не раз говорил: чем убить злодея темной магией, или даже стихийной – лучше окружить себя светлым барьером. Пусть тебя убьют, но ты сохранишь чистоту, твой пример даст жить другим, сделает их лучше, а злодей однажды раскается… Так ли это? Раскаялись ли те, кто убил ее родителей и родителей Антуана? Вряд ли – их ведь так и не нашли, и никто не явился с повинной. Значит, что-то в этой этической теории все же хромает. Значит, даже самому гуманному и человечному учителю нельзя верить до конца, во всем, особенно в том, что касается самых важных решений в жизни.

      Томашевский спорил с ней без устали, предлагал десятки вариантов того, как можно подойти к разговору с любым человеком, доказать ему его неправоту, найти путь, устраивающий обоих. Элли молчала, и чем дальше, тем отчетливей понимала, что хочет лишь одного – найти и убить тех, кто убил ее родителей и родителей Антуана. Сколько бы страшных слов осуждения ни говорили про самосуд – все остальное было бы просто ложью, изменой себе и памяти, долгу перед родителями. А хуже измены ничего нет. …Элли удивилась сама себе – очень нечасто она погружалась в раздумья так глубоко, что не успевала замечать того, что происходит вокруг. Профессор и гости заняли кресла и диван, глава дома сидел в самом большом кресле, белом, как и вся мебель в доме, как обои и ковры. «И все же что-то тут излишне» – не могла отделаться Элли от назойливой мысли. Сувениры, книги (очень много книг), и, конечно, томики Федотова на тумбочке, на первых полках. На окнах все те же цветы, везде – мягкие игрушки, весело подмигивающие и махающие гостям лапами – белые мишки, тигрята, жирафы. Словно какая-то огромная детская…

      Лорэйн, жена профессора, была старше их самих всего на два или три года – когда они были первокурсниками, она еще училась, на Аквеусе, – красивая, мечтательная, безупречные манеры, обворожительная улыбка. Профессор тогда недавно овдовел. Его супруга погибла за три года до их, Элли, Антуана и остальных, поступления – несчастный случай с летательным диском, управляемым каким-то одурманенным зельем юнцом.

      Так вот, профессор, говорят, влюбился без памяти, едва встретив