Дюна. Первая трилогия. Фрэнк Герберт

– другой, обнажила молочно-белый клинок и повернула его острием вверх. Казалось, клинок светится внутренним светом. Он был слегка изогнутым, обоюдоострым, как кинжал, сантиметров двадцати длиной.

      – Знаете ли вы, что это такое, миледи? – спросила Мэйпс.

      Джессика поняла, что это может быть лишь одна вещь – легендарный арракийский крис, который никогда не покидал планету и был известен лишь по самым фантастическим слухам и россказням.

      – Это крис, – сказала она.

      – Не говорите об этом так просто, – сказала Мэйпс. – Известно ли вам его значение?

      Похоже, вопрос с двойным дном, пронеслось в голове Джессики. Вот зачем гордая фрименка пошла ко мне в услужение: чтобы задать его. Мой ответ вызовет нападение или… что? Она хочет, чтобы я сказала о значении ножа. Она назвалась Шэдаут – на чакобса. Нож на чакобса будет «податель смерти»… Она теряет терпение, я должна отвечать. Задержка так же опасна, как и неправильный ответ…

      – Это – Податель…

      – Эйи-и-ии! – воскликнула Мэйпс. Крик одновременно горя, восторга и преклонения. Она так дрожала, что лезвие ножа бросало по комнате белые блики.

      Джессика ждала, призвав на помощь все свое самообладание. Она хотела сказать, что нож – это «податель смерти», и добавить затем древнее слово на чакобса, но теперь все чувства, все ее сверхразвитое внимание к мельчайшим движениям тела – все останавливало ее.

      Ключевым было слово… Податель. Податель? Податель…

      Но Мейпс все еще держала нож так, словно готова была пустить его в ход.

      – Ты полагала, – промолвила Джессика, – что я, посвященная в тайны Великой Матери, не узнаю Подателя?

      Мейпс опустила нож.

      – Миледи… госпожа моя, когда так долго живешь с пророчеством, момент его исполнения становится потрясением.

      Джессика подумала об этом пророчестве. Даже кости сестер Бене Гессерит, принадлежавших к Миссионарии Протектива, которые занесли сюда семена Шари-а и Паноплиа Профетикус, давно истлели, но цель их достигнута: необходимые легенды пустили корни в сознании этих людей в предвидении дня, когда они смогут послужить Бене Гессерит.

      И вот этот день настал.

      Мэйпс вернула крис в ножны и тихо сказала:

      – Госпожа, это нефиксированный клинок. Храни его всегда возле себя. Неделя вдали от тела – и он начнет разлагаться. Он твой, этот зуб Шаи-Хулуда, твой… до твоей смерти.

      Джессика протянула руку и рискнула пойти ва-банк:

      – Мэйпс, ты убрала в ножны клинок, не вкусивший крови!

      Вздрогнув, Мэйпс уронила клинок в руку Джессики и, рывком распахнув на груди свое бурое одеяние, воскликнула:

      – Возьми воду моей жизни!

      Джессика вытянула клинок из ножен. Как он сверкает!.. Она повернула его острием к Мэйпс и увидела, что той овладел страх больший, чем страх смерти.

      «Острие отравлено?» – подумала Джессика. Она подняла нож, провела им над левой грудью Мэйпс небольшую царапинку. Порез сразу и обильно набух кровью, но красная