Сегодня – позавчера. Испытание огнем. Виталий Храмов

через брезент, как ножом рассеченный. Сам не веря, ощупал себя. Только царапины. Выдохнул облегчённо.

      – Тьфу на тебя, кошка драная, напугал. Иди, дежурь! Посматривай, но не высовывайся! Они нас попробуют минами накрыть, а потом группу выслать.

      – Откуда ты знаешь?

      – Я бы так сделал. Ты хвост далеко не высовывай – оторвёт.

      И правда, вокруг завыло, стали рваться мины. Страшно, мля! Мина – подлая штука: падает отвесно, осколков даёт море! Одним утешал себя – пока по мне долбят, по ребятам не могут.

      Налёт был не долгим, но яростным. Мы остались живы лишь благодаря тополю – под ним укрылись. Выглянули оба – лунный пейзаж вокруг. В воронке, откуда я стрелял по танку, не менее трёх новых кратеров. Кот толкнул меня, что-то сказал, но уши как ватой забиты. Посмотрел, куда он указывал. Тополь был изжёван капитально. Похоже, одна из мин рванула прямо над нашими головами.

      А это что за явление Христа народу? По нейтралке брёл, спотыкаясь, набычившийся огромный красноармеец. Глаза его были зажмурены, кулаки сжаты, губы закушены. Оружия нет, а прёт упрямо, как бульдозер. Пули у его ног выбивали комки льда, поднимали фонтанчики снега, а он шёл и шёл.

      Мы оба, и я, и Кот, в оцепенении смотрели на этого контуженого. Вокруг него проносились сотни пуль, тысячи осколков – а на нём ни царапины!

      – Кот, достань его! Не надо на меня так смотреть, я тебе в спину не стрелял. Откупайся! Достань его! Вон в ту яму его вали!

      Кот побледнел, зажмурился, задышал глубоко и часто, как перед прыжком в воду.

      – Стоять! Я передумал! – я хлопнул его по плечу, осаживая его на дно воронки, а сам выкатился наверх, реактивной торпедой полетел на этого быка, приёмом из американского футбола снёс его с ног и вместе с ним оказался как раз в той самой яме.

      Как ни удивительно, я опять был жив и относительно цел. Даже фляжка уцелела. Бык не подавал признаков жизни – сильно я его приложил. Разжал ему рот, влил туда спирта. Ребёнок! Теперь стало видно, что этот здоровяк совсем юн – бритва ещё ни разу не скоблила детский пушок под носом. Парень закашлялся, задыхаясь.

      – Что?

      – Мне нельзя! – прокашлял он.

      – Что нельзя?

      – Пить нельзя спиртного!

      – Не пей! Тебя как звать?

      – Прохор я. Бугаёв.

      В натуре бык. Бугай.

      – Ты куда шёл-то, Прохор?

      – Туда. Сказали идти, я и шёл.

      – А оружие твоё где?

      – Мне нельзя.

      – Чего нельзя?

      – Оружие в руки брать. Бог запретил.

      – А помирать не запретил?

      Парень смотрел на меня глазами праведника, встретившего блудницу.

      – Нет, Прохор, ты не бык. Ты – тюлень! Или олень! Придурок! Долбоёж! Кто тебя научил так Бога-то понимать? Секта самоубийцы пятого дня Иеговы?

      Конечно, я не удостоился ответа.

      – Ну, дошёл бы ты до немцев, что бы дальше делал? Убивать их стал бы?

      Он отшатнулся, как от прокажённого. Мля, хоть плачь! Что за день-то такой! Долбоёж на долбоёже!

      – Смотри, – я