Сегодня – позавчера. Испытание огнем. Виталий Храмов

Как побеждать-то с таким народом? Жукова упрекать будут за большие потери, а они на войну идут не для победы, не защищать, а умирать! На пулемёты даже не с кулаками, а вообще ни с чем! Как? Что бы он там с немцами делал? В дёсны целовал?

      – Что умеешь?

      – Читать, писать, считать, трактор водить и чинить, моторы разные, за скотиной ухаживать, лечить.

      – Как лечить?

      – Вот так, – он положил мне руки не предплечье, где пуля оставила царапину и… заживил.

      Вот тут я конкретно выпал в осадок. Рот разинул, как дурачок, и сел на задницу.

      – Если я отниму хоть одну душу, Боженька заберёт мой дар.

      Решение пришло мгновенно. Конечно, какое ещё может ещё решение – он же санинструктор! Зачем ему оружие? Мы все его беречь будем как зеницу ока.

      – А как же тебя расстреляли? Ты себя излечил?

      – Нет, матушка заговорила. Не возьмёт меня ни хладный металл, ни огненный.

      – Поэтому по тебе не попадали?

      Он пожал плечами. И как мне быть? Что это – магия? Промысел Божий? А моя «ярость»? Что это? Адреналиновый взрыв или дар? Со стороны тоже магией выглядит. И это внушение, которым я почти не владею, но оно же есть!

      – Слушай, Прохор. Не надо тебе туда идти. Не нужны тебе немцы. Там, на поле, браты наши гибнут, кровью истекают. Раненым надо помочь, с поля боя вынести. Вот тебе что нужно делать, Прохор. Ты меня понимаешь?

      – А ты и есть тот самый Медведь, о котором все говорят?

      – Не верь никому, Прохор. Я Кузьмин Виктор Иванович. После боя я тебя найду. Иди, Божье дитя, иди. Отнимать жизнь и стоять насмерть – мой удел, не твой.

      Он положил мне одну руку на лоб, другую на затылок, задумался-прислушался, кивнул, встал. А голова моя болеть перестала.

      – Спасибо тебе, Прохор.

      – Вам спасибо, Виктор Иваныч.

      И он пошёл. Спокойно, как по парку, а не по перепаханной и пропитанной кровью нейтралке. Бессильные пули злобно проносились мимо него. Я ещё минуту сидел в прострации, пока взгляд мой не упал на клубок синих шлангов. Что за шланги? Откуда? Ё-ё-о! Это же кишки. Переход между чем-то возвышенным, чем веяло от Прохора, в самую помойку войны был так резок, что меня чуть не вырвало. Если бы не пустой со вчерашнего вечера желудок – вырвало бы.

      Потом я увидел, что нижняя часть этого тела была вне воронки. И это тело было обуто в подкованные сапоги с короткими голенищами (ага! это немец!), а за голенищем торчала «колотушка». Граната! Тут же горы трупов! У всех же, до перехода в состояние льда, было оружие, боеприпасы, хавчик! Нет! Хавчик – нет! Тихо-тихо, упокойся, требуха! Не буду я у них еду искать. А вот оружие найти надо!

      Пока доставал гранату и шарил по обледеневшим карманам, чуть не пристрелили. Зато нашёл зажигалку и портсигар. Понюхал сигареты – табаком пахнут, не трупом. С удовольствием покурил, лёжа на спине в яме. Пока курил, пулемётчик нашёл более интересные мишени, и я перебрался к Коту, под тополь.

      Кот как завис, так и тормозил. То есть был в полной прострации. Глоток спирта и сигарета немного привели его в чувство.

      – Ты чего такой потерянный, Кошара?

      – Как вы это делаете?

      – Что