Алмазная колесница. Борис Акунин

быть, военный инженер? – поинтересовалась Гликерия Романовна.

      – Почему вы взяли?

      Признаваться, что подглядела название книги, Лидиной было неловко, но она нашлась – показала на кожаный тубус.

      – Да вот. Это ведь для чертежей?

      – А, да. – Василий Александрович понизил голос. – Секретная документация. Доставляю в Москву.

      – А я думала, вы в отпуске. Навещаете семью или, может быть, родителей.

      – Неженат. С каких прибытков семью заводить? Гол как сокол. И родителей не имею. Круглый сирота. Даже, можно сказать, сирота казанский – в полку за косоглазие дразнили татарвой.

      После остановки в Колпине штабс-капитан как-то оживился, стал поразговорчивей, да и широкие скулы слегка порозовели.

      Вдруг он взглянул на часы и поднялся.

      – Пардон, выйду покурю.

      – Курите здесь, я привыкла, – милостиво позволила Гликерия Романовна. – Жорж курит сигары. То есть курил.

      Василий Александрович конфузливо улыбнулся:

      – Виноват. Про покурить это я из деликатности. Не курю-с, лишний расход. На самом деле мне в клозет, по натуральной необходимости.

      Дама с достоинством отвернулась.

      Тубус штабс-капитан прихватил с собой. Поймав негодующий взгляд спутницы, извиняющимся тоном пояснил:

      – Не имею права выпускать из рук.

      Проводив его взглядом, Гликерия Романовна пробормотала:

      – Какой все-таки несимпатичный. – И стала смотреть в окно.

      А штабс-капитан быстро прошел через второй и третий классы в хвостовой вагон и выглянул на тормозную площадку.

      Сзади донесся протяжный, требовательный гудок.

      На площадке стояли обер-кондуктор и караульный жандарм.

      – Что за черт! – сказал первый. – Никак литерный. А телеграфировали, что отменен!

      Не далее как в полуверсте ехал длинный состав, влекомый двумя паровозами. Локомотивы пыхтели черным дымом, за ними вытянулся хвост из зачехленных платформ.

      Время было уже позднее, одиннадцатый час, но сумерки едва начали сгущаться – приближалась пора белых ночей.

      Жандарм оглянулся на штабс-капитана, взял под козырек:

      – Ваше благородие, виноват, но извольте закрыть дверь. Согласно инструкции, строжайше запрещено.

      – Это, братец, правильно, – одобрил Рыбников. – Бдительность и все такое. Я, собственно, только покурить хотел. Ну да я в коридорчике. Или в нужнике.

      И в самом деле отправился в туалетную комнату, которая в третьем классе была тесна и не слишком опрятна.

      Запершись, Василий Александрович высунулся из окна.

      Поезд как раз въезжал на допотопный, еще клейнмихелевского строительства мост, перекинутый через неширокую речку.

      Рыбников нажал ногой рычаг слива воды – в дне унитаза открылось круглое отверстие, сквозь него было видно, как мелькают шпалы.

      Штабс-капитан надавил пальцем какую-то незаметную кнопочку на тубусе и запихнул узкий кожаный футляр в дырку – диаметр совпал в точности, так что