Короли океана. Густав Эмар

что, разве я не говорил – мне завсегда везло! Тем более возможность есть и сейчас. Договорились, капитан, согласен, я отправляюсь с вами.

      – Согласны?

      – Да, но при двух условиях.

      – Любопытно, что же это за условия?

      – Во-первых, во время всего перехода я буду работать матросом и числиться в экипаже.

      – А второе?

      – Вы когда снимаетесь с якоря?

      – Послезавтра с приливом.

      – Ну и во-вторых, до выхода в море я остаюсь на берегу. Годится, капитан?

      – По рукам. Пойдете ко мне вторым штурманом.

      – Спасибо, капитан, вы не пожалеете.

      – Надеюсь. И кто знает, может, я и там вам пригожусь. Зовут-то вас как?

      – У меня никогда не было имени. Все кличут меня Олоннэ[38] – в честь городка, где я, кажется, родился.

      – Ладно, будем вас так и звать. Ну что ж, Олоннэ, ступайте за этим господином, подпишете бумаги, и послезавтра чтоб были на борту как штык.

      – Благодарю, капитан, я не подкачаю.

      Тем временем за капитаном подоспела шлюпка, он сел в нее и вернулся на борт своего судна.

      А Олоннэ вместе с господином Фраппелем меж тем возвратился в Полле. Агент Компании дал ему подписать соглашение, отсчитал надбавку к денежному содержанию в сумме сто пятьдесят франков – по тем временам деньги немалые, – взял с него слово, что он не нарушит соглашения, и спровадил его, пожелав всяческих благ.

      Молодой человек поблагодарил господина Фраппеля и откланялся, радостно отправив себе в карман пригоршню монет по шесть ливров каждая.

      Но как только Олоннэ остался один, лицо его снова сделалось серьезным; он прибавил шагу и вместо кабака, куда с его-то деньжищами не преминул бы податься любой другой матрос, вышел из города, а выбравшись на дорогу, что вела в Париж, затаился на обочине в густой лесной поросли, скрывшей его целиком.

      Было часов шесть вечера; стояли первые майские дни, то есть почти самые долгие в году.

      «Вот так, – сказал он себе, устраиваясь поудобнее в своем убежище, – уж здесь-то я точно ее застану. Подождем!»

      Ждать пришлось долго, но Олоннэ было не привыкать. Он сидел, навострив уши, не шелохнувшись, точно индийский факир, и пристально всматривался в редких путников, направлявшихся в город или шедших оттуда.

      Около часу просидел он в странном своем укрытии, как вдруг ему послышался звон бубенчиков, скрип колес экипажа, катящего по вымощенной мелким щебнем дороге, и дробный цокот лошадиных копыт.

      Олоннэ напряг слух.

      «Уж теперь-то ошибки быть не может», – едва сдерживая переполнявшие его чувства, прошептал он и крепко прижал руку к сердцу, словно силясь удержать его биение.

      В самом деле, спустя несколько минут мимо укрытия, где затаился наш матрос, промчался тяжелый экипаж, запряженный пятеркой лошадей. Молодой человек тут же подался вперед с выражением несказанного счастья на лице и с непередаваемым восхищением в голосе проговорил:

      – Это она! Господи, как же она прекрасна!..

      Он вдруг побледнел, горестно понурил голову и прослезился.

38

То есть оло́нец (житель Ле-Сабль-д’Олона).