Сцена и жизнь. Николай Гейнце

теперь трудно стало, ох, как трудно; все прижимаются, у кого деньги есть. Да и Бог знает у кого они есть? Ни у кого нет. Прежде у всех были, а нынче ни у кого. Удивительно, право, куда они девались.

      Владимир Николаевич встал с дивана и снова зашагал по кабинету.

      – И хоть бы узнать, – начал он снова после некоторого молчания, – где они лежат, взял-то бы уж с умом бы.

      – Да, – закончил он свои размышления с новым глубоким вздохом, дело дрянь, если Аким не достанет. Этот жидюга Шмель тоже обещал, да наверно надует, протобестия.

      – Господин Шмель пришел, – доложил вошедший Аким, ставя на письменный стол поднос с стаканом чаю и несколькими бутербродами на тарелке.

      – Вот легок на помине. Проси!

      – Я нонича вам к чаю-то бутерброды приготовил. Больно вы мало кушать стали.

      – Откуда это такой стакан с серебряной подстановкой? У меня прежде не было, – уставился Бежецкий на Акима, сев за стол и взяв в руки заинтересовавший его стакан.

      – Суприс вам делаю! – лукаво подмигнул ему Аким. – Прежде не было, а теперь есть, – торжественно заключил он.

      – Да откуда же ты взял? У тебя ведь денег не было, сам говорил.

      – А вам какое дело? Еще откуда взял. Уж разве сказать? Спроворил у Кириловской барыни, как вы к ней посылали, – таинственно прошептал Аким.

      – Ах, ты болван! Разве можно это делать? Ведь ты меня срамишь. Вот скандал! Воровать начал. Отнеси сейчас назад! – крикнул Бежецкий.

      – Что за беда, что взял. Никакого сраму нету, никто не знает. Что ж, что взял, ведь у нас же воруют. Сколько вещей разворовали. Я на отместку, на убылое место. У нас таскают, а мы что за святые, что не смей. Другие могут, а мы нет? Не из дому тащу, а в дом.

      – Да разве мне прилично пить из ворованного стакана. Пошел, идиотская харя, сейчас отнеси, отдай. Quelle canalle. Как ты осмелился мне подать, старый негодяй!

      – Хотел суприс – угодить вам, а вы ругаться! Дурак, что сказал, право, дурак. Никогда от вас благодарности не дождешься, как ни старайся. Об вас же заботился.

      В голосе Акима слышалось искреннее огорчение.

      – Он заботился! – еще более возвысил голос Владимир Николаевич. Убирайся, дурак, вон! Без разговору сегодня же изволь отдать. Слышишь! Иначе я тебя вон выгоню.

      Он сунул поднос с стаканом в руки подошедшего Акима.

      – А где же Шмель?

      – Там дожидается… суровым, недовольным тоном отвечал тот.

      – Так что же ты его там держишь! Разве это вежливо? Проси сейчас сюда!

      – Не велика птица, подождет и там! – ворчал, уходя, себе под нос Аким.

      – Какова скотина! – вскочил с кресла Бежецкий. – Этакая скотина и разбирает еще, кто какая птица! Merci du peu. Так зазнался, животное, не знаю просто, что с ним делать. Вон выгнать надо.

      – Да неловко; знает все мои дела. Болтать будет! – решил он после некоторого раздумья.

      В дверях кабинета, между тем, появился дожидавшийся в приемной Борис Александрович Шмель.

      III. Секретарь-референт

      Вошедший был далеко не