365 рассказов на 2007 год. Александр Образцов

отборе в международных стартах.

      Худшего для Балерины придумать было нельзя.

      Есть в спорте «домашние» чемпионы. Они побеждают всех дома, а за границей их не узнать. Так называемый комплекс «чужого поля». Так вот у Балерины этот комплекс прогрессировал с лавинной скоростью. Два турнира он проиграл вчистую. Он потерял основное качество средневика – вовремя выстрелить. Один раз он начал поздно, другой – рано.

      На третий турнир мы поехали вдвоём. То есть меня уже готовили на первые роли.

      Я не скажу, что я не честолюбив. Мне надоело быть вторым. Но кто виноват в том, что мы бегали в одно время? Если бы я пришёл раньше или позже его, то сумел бы (знаю – сумел бы) стать первым. Но такие, как Балерина, появляются редко. Их в спорте, как и в других видах деятельности: в науке, в искусстве – единицы. Я понимал это. И понимал свою роль – оттенять его славу.

      Это был лучший забег в моей жизни.

      Он был мрачен перед стартом. Слишком долго он устанавливал стартовые колодки, затем сел в траву, начал массировать икры. Я подошёл к нему.

      – Ну что, – сказал я, – побегаем?

      Он посмотрел мимо меня и ничего не ответил.

      – Помнишь, четыре года назад, а? – продолжал я идиотски-бодрым голосом. – Такая же погодка была! Эх, чувствую, принесу вам, синьор, десяток метров!

      – Ты? – спросил он. – Мне?

      – Да всем здесь. И тебе в том числе, – сказал я и быстро отошёл.

      Чувствовал я себя действительно прекрасно. И после двухсот метров, когда мы выстроились вдоль бровки, был первым.

      «Или выиграть?» – мелькнула у меня подлая мысль.

      Балерина бежал след в след. Теперь уже он смотрел на мои не очень ему знакомые ноги, теперь уже он стерёг меня и только меня. Я видел, оглянувшись, его зверское лицо. Да, заглотил он наживку.

      Я знал его силы. Знал, что на длинный спурт его не хватит. Но как сделать, чтобы остальные не рванули раньше?

      И я продолжал в том же темпе. Как я чувствовал в том забеге настроение всех восьми! Как будто я угождал им всем выбранным темпом, как будто привёл к общему знаменателю их желания!

      Мы выкатились на предпоследнюю прямую. Я бежал по-прежнему первым. Перед выходом на вираж я был уже уверен в его победе…

      На последнюю прямую мы вышли грудь в грудь. И снова я играл с ним как хотел. Я то делал вид, что теряю силы, и он обходил меня со знакомой усмешкой, то снова прибавлял. И лишь на последних метрах я отпустил его окончательно. Он финишировал с поднятой рукой. Он ликовал.

      – Ну что, хлестун? – подошёл он ко мне.

      – Ничего, – сказал я спокойно. Впервые я говорил с ним как равный. Он внимательно посмотрел на меня, протянул руку, и я коротко шлёпнул его ладонь.

      Понял ли он что-нибудь? Я не знаю. Но в его серебре на Олимпиаде полмедали мои.

      И всё-таки он сошёл. Он сошёл раньше, и это серебро он получил только потому, что он был он. Никто не смог бы этого сделать, я уверен, кроме него, уже сойдя с дорожки.

      Что было потом? Разве это интересно?