Иней. Анна Инк

и поцарапанная. Никита никогда не доводил свою поддержанную Daewoo до такого безобразного состояния.

      Я пытаюсь открыть дверь, но ничего не выходит. Лёша изнутри дёргает вверх чёрную пимпочку рядом с окном, и резко толкает дверь на меня. Я не успеваю отступить, и получаю удар по ногам. Он то ли не заметил, то ли ему без разницы. Забираюсь в машину, пытаюсь оттереть грязь с брюк.

      – Какой мерзотный звук, – тянет Лёша.

      Я с возмущением поднимаю на него голову:

      – Ты, между прочим, по ногам меня ударил своей пыльной дверью, – и продолжаю срезать ногтем слой грязи над коленкой.

      – Возьми щётку, не могу выносить это! – он кривит губы. – Там, на заднем сидении.

      Включает свет в салоне.

      Я поворачиваюсь и вижу распластанный на заднем сидении мужской костюм тёмно-синего цвета, завёрнутый в прозрачный пакет – так же свою одежду хранит Ирина.

      – Вы должны были пойти в театр, – бормочу я.

      – Хорошо, что не пошли. Я не хотел надевать эту хрень. Я в нём как пидор.

      – Тебе бы пошёл чёрный, классический, – я поднимаю на Лёшу глаза.

      – Слушай, ты штаны свои оттирать будешь, или советы стилиста мне давать? Щётка в левом углу пакета.

      Я перегибаюсь между сидениями и ищу.

      – Нету.

      – Ниже, – командует Лёша. – И осторожней. Костюм стоит дороже, чем все твои шмотки вместе взятые.

      Я поворачиваю к Лёше голову. Он с пренебрежением смотрит на мои угги, свисающие с сидения, и бормочет:

      – Нет, одна щётка стоит дороже.

      Выволакиваю из длинного пакета щётку. У неё гладкая белая ручка с врезанной в пластик надписью, и нежный, с ещё выпуклыми ворсинками лоскуток ткани свекольного цвета. Совсем новая, но уже использовалась. Я вижу белёсые пылинки, перечёркнутые чёрным Ирининым волосом. Может, они купили эту щётку в том же магазине, где и костюм. И когда он надевал его, Ирина была с ним в примерочной. Оценивала. Трогала. Прижималась. Обнимала. А потом чистила его костюм. Ухаживала. Такая ролевая игра.

      Я только начинаю чистить брюки, как Лёша выключает свет. Мне приходится извернуться, чтобы полоска света от фонаря упала мне на колени.

      Звонит его телефон. Я вздрагиваю от женских стонов, разрывающих мелодию звонка, потом солист начинает читать рэп – слова так исковерканы, как будто он поёт, закусив губу.

      Лёша молча смотрит на экран, будто ждёт, когда прекратят звонить.

      – И ты мне ещё про мерзотные звуки говоришь, – фыркаю я.

      – Чё?

      – Я про твою музыку на телефоне – ничего более мерзотного я не слышала.

      Он смеряет меня злым взглядом, и мои руки снова начинают холодеть. Будто я прикоснулась кончиками пальцев к траве в первом осеннем инее.

      Лёша подносит трубку к уху, цедит:

      – Я занят… Нет, водку жру. На работе я… Думай как хочешь, мне без разницы… Ты чё, тупая? Я же сказал – я на работе, – он отчеканивает каждое слово. Что за женщина,