Гадкий утёнок, или Повесть о первой любви. Наталья Баклина

кастрюлю с собой отдам! Вы у себя в комнате поедите, а мне потом кастрюлю вернете!

      – А с чего это ты такая добрая? – засомневался Яша и попытался заглянуть за спину Шурочке – что там у неё на столе. Шурочка сделала честные глаза:

      – Понимаешь, я наварила лапши, а девчонки сели на диету, отказываются есть мучное. А сама я всю кастрюлю не съем, не выкидывать же, жалко!

      – Зачем выкидывать, не надо выкидывать. Давай сюда свою лапшу.

      Шурочка бочком, чтобы Яша не разглядел лапы и голову, придвинулась к столу и развернулась за кастрюлей:

      – Вот, возьми!

      – А это у тебя что? – Яшка, оказывается, уже был в комнате и разглядел-таки злосчастные куриные останки.

      – Мясо… Куриное…

      – А мясо себе, что ли, оставляешь?

      – Хочешь? Возьми.

      – Хочу, конечно! Мы его сейчас под сто граммов…

      Яша плюхнул куриные лапы и голову в кастрюлю и потащил её к выходу:

      – Мужики, живем! Все бы бабы сели на диету!

      – Чего это он разорался?

      В комнату первой вошла Леночка. В руках она несла пакет с булочками.

      – От радости, я ему лапшу отдала, – сообщила Шурочка.

      – Смотри, как бы он не принес эту кастрюлю тебе на голову надеть, – съехидничала Зиненко, она вошла вслед за Леночкой. – Как выловит лапу с маникюром, так и прибежит говорить тебе отдельное спасибо.

      – Не прибежит. Лапы он у меня выпросил вдобавок к лапше. Говорит, под сто граммов хорошо пойдут.

      – Да, Панова, такое только спьяну и можно сожрать, – оставила за собой последнее слово Ира, разрезая пополам булочку и обильно смазывая её яблочным повидлом.

      Парни всё съели и вернули чистую кастрюлю. Шурочка с тех пор больше голов не покупала. И вот теперь вредная Зинченко опять вспоминает ей эту лапшу!

      Глава 3

      Подруги сыто отвалились от тарелок, когда куратор, белёсый тип с кафедры, Шурочка раньше его не видела, объявил, что завтра подъём в девять, завтрак и работа на зернохранилище. А сейчас – свободное время, погуляйте пока.

      Гулять девчонки начали с магазина, благо, что дверь – напротив столовой, и на улицу не надо выходить. Ассортимент в магазине оказался убогим даже на фоне городского универсама. Там хоть яйца всегда были. И консервы. А тут… Огромные жестянки с повидлом, маринованные огурцы-переростки в трёхлитровых стеклянных банках, мешки с крупой и макаронами, жёлтые слипшиеся конфеты без фантиков, ржавая селёдка в корытце, портвейн «Агдам» – это продукты. У другой стены расположились промтовары: рядок ватников, шеренга резиновых сапог, оцинкованные ведра, вставленные башней одно в другое, кучки из лопат и грабель. Отдельно – черенки к ним.

      – Зинок, мне свешай две селёдки, триста грамм «Дунькиной радости», килограмм макарон и «Агдамчику» дай пузырёк, – просил толстую молодуху за прилавком мужичок в коричневом пиджаке, серых полосатых брюках, заправленных в высокие резиновые сапоги, и в светлой сетчатой шляпе в дырочку.

      – Петр Ильич, талон нужен, – остановилась на макаронах