Случай из жизни Макара. Максим Горький

он тихо и убедительно сказал, как бы извиняясь:

      – Честное слово, я сегодня застрелюсь – вот сейчас и пойду! Так что чистить башмаки ваши перед самой смертью – неловко как-то, не подходит…

      Она откачнулась назад и исчезла, оставив в комнате недовольное восклицание:

      – Фу, какой вы скучный!

      Макар очень удивился, раньше ему не говорили этого, но тотчас утешил себя:

      «Конечно, скучный, если уж почти покойник…»

      Решительно взял перо и написал:

      «Если этот случай обеспокоит вас – прошу извинить. М.».

      Но, прочитав, добавил, усмехнувшись:

      «Больше не буду».

      «Будто – глупо? Ну, ладно, все равно уж…»

      И сунул записку в щель шкафа так, чтобы она сразу бросилась в глаза. По стеклу зеркала скользнуло отражение Макарова лица, тихонько задев какую-то грустную струну в душе.

      «Еще что?» – спросил он себя, невольно и осторожно одним глазом снова заглядывая в зеркало – оттуда косо и недоверчиво смотрело угловатое лицо, его выражение показалось Макару незнакомым: серовато-голубые глаза как бы спрашивали о чем-то, растерянно мигая, а трепету длинных век непримиримо противоречили нахмуренные брови и упрямо, плотно сжатые губы.

      Лицо некрасивое, грубое, но – свое, Макар знал его и вообще был доволен своим лицом, находя его значительным, но сейчас оно какое-то стертое, надутое, что-то утратившее – чужое.

      «Хорошие у меня глаза», – подумал Макар.

      Густые мягкие волосы обильно упали на лоб и щеки, они шевелились – это оттого, что почти ежеминутно дверь магазина с визгом и дребезгом отворялась и в щели шкафа дул сильными струйками воздух, насыщенный запахом печеного хлеба.

      Юноша смотрел на себя и чувствовал, что ему становится жалко глаз, мускулистой шеи, сильных плеч – жалко силы, заключенной в крепком теле. Через час она бесплодно и навсегда исчезнет, и среди людей не будет больше одного из них, еще недавно умевшего внушать им интерес к важному и доброму. Эта жалость просачивалась в тело как бы извне и текла сквозь мускулы внутрь, к сердцу, переполняя его холодной тяжестью самоосуждения.

      «Ну – ладно, будет! – сказал он сам себе. – Не сладил с судьбой и не кобенься… Надо идти в мастерскую прощаться, или не надо?»

      Примечания

      1

      Прототипом Тани явилась сестра А. С. Деренкова – Маша, а Насти – ее подруга по гимназии Надя Щербатова. Обе они работали в булочной Деренкова. В первый свой приход к Деренкову Горький познакомился с Машей, которая произвела на него большое впечатление. В 1931 г. Горький писал Груздеву: «Тут же письмо о Марии Степановне Деренковой, некогда поразившей