Голяком по крапиве. 202 записи из дневника порочной твари. Виктория Вайс

и инъекций, а карточки, из-за отсутствия на них денег, теперь можно выбросить, но это фигня. Могло бы быть и так, что все эти мучения зря… Ну так почему же, нетерпеливо спросите вы? Что помогло, если не гений светил с небритыми лицами, не их иглы с пилюлями и не мои деньги? А я вам скажу… Любовь… Да, не поверите, но старая больная дура втюрилась…

      Он валялся в соседней палате. Никто к нему не приходил, как и ко мне, кстати. Никто не передавал кулечки с апельсинами, никто не звонил и не писал трогательные СМС. Я подглядывала за ним из коридора сквозь стеклянную дверь. А он постоянно пялился в планшет, словно выискивая там всё то, чего ему так не хватало в обычной жизни… Как-то я не успела отвести взгляд… И мы смотрели друг на друга несколько минут, аж страшно стало… Не смейтесь, но его зовали Додик. Это ласково, а так он Давид, ну не тот, конечно, который победил Голиафа, но тоже ничего. И глаза у него такие грустные, карие и постоянно влажные от невысыхающих слез. Болезнь его сильно потрепала… Мы говорили с ним по ночам, тайком от персонала. Они ведь тоже люди и тоже хотят спать, а нам спать не хотелось. Мы часы считали… Может быть сестрички всё и видели, там ведь камеры на каждом сантиметре натыканы, но никто ни разу к нам в палату не зашел… А зря, потому что неделю назад разговоры закончились… И случилось то, о чем я даже боюсь говорить…

      Запись №42

      Я уже знала, что уезжаю и знала, что он остается. И он тоже знал. Но я не была уверена в неизбежности того, что должно было обязательно случиться этой ночью. По всем законам жанра, мы как две отрицательно зараженные частицы, должны были отталкиваться друг от друга, и не делиться ядом влюбленности, но все шло к тому, что физикой нужно было пренебречь. Были только две проблемы: я за последние восемь лет воздержания от мужчин почти забыла как правильно с ними спать, а он болен той же гадостью, что и я, но только в более запущенной форме и по этой причине его мужская сила иссякла, ну по крайней мере признаков жизни, когда мы целовались, не подавала. Я ничего не сказала Додику, а просто позвала к себе в палату сестру и попросила ее сделать на прощание одно доброе дело, положив незаметно ей в карманчик халатика 500 Евро. Вы думаете она отказалась? Нет. Кто же откажется от доброго дела… Вечером сестричка, как обычно, принесла Додику лекарства, разложенные в стаканчики и проследила, чтобы он выпил все пилюли.

      – Почему сегодня четыре, а не две? – спросил он.

      – Так надо, – ответила та, протягивая стаканчик с водой.

      А он и не спорил, выпил и улегся на подушку, так ничего и не заподозрив. Я открыла дверь его палаты ровно через тридцать минут, села рядом и наклонившись, поцеловала его пересохшие губы, он страстно ответил, обнял меня и вдруг отпрянул…

      – Что случилось? – спросила я.

      А он замер и даже не моргает, боится шевельнуться… У него встал!… Шоу на мониторах в сестринской