Голяком по крапиве. 202 записи из дневника порочной твари. Виктория Вайс

ответить, испугалась, вспомнив, что грешила не по воле разума, а по принуждению плоти. Теперь исповедоваться поздно, каяться глупо, остается только одно – изливать душу перед вами, авось ТАМ тоже читают мою писанину, может понравится кому-то и скажет ОН – поживи еще немного, дура…

      Меня всегда тянуло писать. Дневники всякие, стишки про любовь в тайной тетрадке. А ещё я обожала школьные сочинения, правда почти всегда получала оценки с соотношением 5/3, потому что делала кучу ошибок. И тройка всегда была явно завышенной. Училке нравилась моя литературная прыть, поэтому она прощала мою безграмотность и вместо красной ручки часто пользовалась синей, словно бы это я сама исправила некоторые ошибки. Так мы и играли, помогая друг другу. Спасибо, конечно, Валентина Степановна, жаль только, что вас сейчас нет рядом и некому проверить и исправить мою писанину.

      Я всегда мечтала написать что-то большое и интересное, часто начинала, но где-то на десятой странице сдувалась и через какое-то время вообще забывала зачем начинала. До сих пор храню свою тетрадку с записями того, что когда-то подсмотрела, подслушала, придумала, почувствовала. В ней собраны фрагменты почти всей моей беспутной жизни. И прошу, не ругайте меня за ошибки и опечатки, ну нет у меня ни корректора, ни редактора, да и Валентина Степановна давно умерла… И не уверена я, что посмела бы дать ей на проверку написанное.

      Запись №2

      Не помню где подсмотрела, не помню от кого услышала, очень хочется верить, что я сама придумала фразу, которая стала эпиграфом моего дневника: «Я была такой стервой, что симулировала даже отсутствие оргазма». Гениально, правда!? И как точно, как возбуждающе остро…

      Запись №3

      Давным-давно, в глубокой юности, был у меня парень. Говорил, что любит, да и мне казалось, что люблю его безумно. Правда, дальше лапанья сисек и робких попыток засунуть руку в мои трусики, дело у него не доходило. Так вот мы полгода и зажимались по темным подъездам и до полусмерти целовались на лавочке в парке. Не знаю как у него, а у меня всё там горело огнем и требовало продолжения банкета. Хотя, что я тогда знала про «банкет». Практически ничего. Да и он был такой же. И еще боялся чего-то, наверное, что мама заругает, если узнает, что сынулю какая-то шалава совратила. А «шалава» была еще тот божий одуванчик. Только про пестики и тычинки знала. И вот как-то вскочил у моего любимого на жопе чирий. Огромный такой! Мама его забеспокоилась и положила чадо в больницу на операцию, чтобы не дай бог чего не сучилось. Ездила я его проведывать целую неделю. Он все лез целоваться, а у меня только этот чирий перед глазами… И вот еду я в очередной раз в больничку, в сеточке яблочки, в глазах тоска. Ехала я ехала, ехала, ехала, ехала…, а потом вдруг встала, вышла из трамвая, купила билет в кинотеатр на «Кин-дза-дзу» и умирая со смеху, сожрала все эти яблоки… Так вот внезапно закончилась моя любовь.

      Запись №4

      Самое страшное – это влюблённый стеснительный толстяк, который до этого был влюблён только в свою правую руку. Именно таким был Валерка. Боже, как он смотрел на меня! Я чувствовала этот взгляд даже спиной. И это не было какой-то выстраданной временем любовью, он потерял контроль над собой в тот момент, когда впервые увидел меня, вошедшей в аудиторию еще на первом экзамене. Валерка понимал, что ему ничего не светит, ну совершенно ничего, поэтому, как бы случайно оказавшись рядом, он жадно вдыхал мой аромат, боясь лишний раз выдохнуть и потерять хоть часть того, что он считал уже своим. Мне было забавно следить за ним: как он отводит в сторону глаза, когда я внезапно перехватывала его взгляд, как пристраивается поближе на физкультуре, чтобы не позволить другим даже случайно дотронуться до моей попы, обтянутой спортивными трусиками, как он усаживается на лекции всегда позади меня и я чувствовала, как его пальцы осторожно прикасаются к моим волосам… Этих «как» можно было бы еще навспоминать сотни…

      На одной из вечеринок я решила пожалеть милого толстячка, сама подошла к нему и уселась рядом, держа в руках два стакана вина. Протянула один ему. Он смущённо посмотрел на меня и залпом выпил содержимое, моментально опьянел, схватил меня за руки и начал ее гладить своей влажной ладошкой, словно именно этого он ждал и именно этого хотел.

      – А хочешь меня трахнуть? – спросила я.

      – Нет, – ответил он.

      – Почему? – не унималась моя стервозная натура.

      – Я слишком сильно тебя люблю, – ответил Валерка, отдал мне пустой стакан и ушел…

      Запись №5

      Чего-то не досмотрели родители в моем сексуальном воспитании. И было ли оно вообще? Скорее нет. Меня воспитывала улица, переполненная пошлостью и развратом. – Чтобы дома была не позднее девяти! – кричала мне вдогонку мама, думая, что этой угрозы вполне достаточно, чтобы я не наделала глупостей.

      А все глупости я делала до девяти, после чего спокойно шла домой, и как послушная дочь пила чай с бубликами и ложилась спать в обнимку с книжкой. Но снились мне вовсе не алые паруса и не принцы на белых конях, снились мне сны совсем другого содержания. В них я всегда была обнажённой,