Ненависть и прочие семейные радости. Кевин Уилсон

на нее.

      – Ты всегда была лучшей из Фэнгов, – произнес он. – По крайней мере, я так считаю.

      – Среди Фэнгов нет кого-то лучшего, – покачала головой Анни. – Все мы абсолютно одинаковы.

      Несколькими неделями раньше – вскоре после того, как скандал с фотографиями начал понемногу стихать, – ей позвонили родители. Анни в тот момент читала четырехстраничное послание Минды, две страницы которого содержали секстину[9], где из строфы в строфу переходили слова: «Фэнг», «расцвет», «неугомонен», «язык», «кино» и «бисексуал». Так что Анни была только рада поводу отложить письмо.

      – Отличные новости! – воскликнул в трубку отец.

      И тут же где-то на заднем плане послышался голос матери:

      – Отличные новости!

      – И что такое? – поинтересовалась Анни.

      – Нам на е-мэйл пришло письмо из Музея современного искусства в Денвере, – сообщил отец. – Там, дескать, крайне заинтересованы, чтобы одно из наших произведений было представлено у них.

      – Здорово! Поздравляю, – сказала Анни. – Что-то новенькое?

      – Офигительно новенькое, – подхватил мистер Фэнг. – Прямо только что явилось на свет.

      – Ого!

      – Вот именно, что ого! Точнее и не скажешь! Ого!

      – Пап, – нетерпеливо сказала Анни, – мне еще надо роль повторить.

      – Ну, ладно-ладно, хорошо, – отозвался отец.

      В этот момент миссис Фэнг где-то совсем рядом с телефоном воскликнула:

      – Просто скажи ей, милый!

      – Сказать мне что? – насторожилась Анни.

      – Ну, что все действо будет вращаться вокруг твоих недавних снимков.

      – Этих ню? – уточнила Анни.

      – Верно, тех самых. Видишь ли, музей связался с нами, чтобы выяснить, был ли твой… м-м… перформанс очередным творением Фэнгов.

      – Ох уж…

      – Мы сказали, что ты мощно всколыхнула средства массовой информации, показав, какова она – цена славы.

      – Угу, – буркнула Анни.

      – Понимаешь, «чадо А» сотворяет действо такого масштаба, что оно охватывает весь мир! Это же то, что делали Фэнги, – только возведенное в энную степень! К тому же «чадо А» уже очень давно не участвовало в наших произведениях.

      – Потому что я, знаешь ли, давно уже не чадо.

      – Ну что ж, я просто хотел дать тебе знать. Хотя для тебя это было бы весьма занятно.

      – Да уж, – отозвалась Анни, внезапно заинтересовавшись, чем же все-таки окончилась та секстина.

      – Мы тебя любим, Анни, – в унисон сказали родители.

      – Да, – ответила она. – Я вас тоже.

      Наутро Анни описывала по комнате неспешные круги, разглядывая журналиста, что лежал в ее постели в одном исподнем. Трусы у него оказались неоново-фиолетовыми, и Анни не могла сказать, нравится ей это или нет – это была просто притягивающая глаз деталь.

      Похмельем она нынче не страдала, что означало – накануне она не так уж сильно и набралась; а это, в свою очередь,

9

Сестина, или секстина, – стихотворение на две рифмы, состоящее из шести шестистиший и трехстишия, где каждая новая строфа в определенном порядке повторяет конечные слова предыдущей.